История религий. Том 2 - [6]

Наряду с абстрактным призывом «уверовать» в ранних сурах Корана встречаются требования творить добрые дела, за что пророк сулит награду неисчислимую (95, 6). В числе перечисленных добрых дел пока фигурирует лишь одно — «накормить бедняка» (69, 33–34). Помимо туманного обвинения в «погрязании» грешнику вменяется в вину отсутствие молитвенного усердия и неверие в день суда. В этих требованиях не содержится ничего социально значительного.

На самой ранней ступени развития откровения появляется идея единобожия, играющая в дальнейшем центральную роль во всем мусульманском вероучении: «…нет божества, кроме Него…» (20, 7), «…нет божества, кроме Меня!» (20, 14), — говорит Коран об Аллахе, и он сам о себе. Особо регламентировался в Коране вопрос о том, каково должно быть поведение верующих в отношении тех, которые отказываются верить в единого бога. В этом вопросе Мухаммед мекканского периода еще не выработал какой-либо позиции.

Одно время он даже колебался в своем непримиримом отношении к многобожию. Коран содержит текст, в котором недвусмысленно отвергается независимое от Аллаха существование языческих богинь: Лат, Уззы и Манат (53; 19–23). Известно, однако, что эта сура была дана Мухаммедом на следующий день после того, как он в собрании курейшитов высказался доброжелательно в отношении культа указанных выше богинь. Это был, возможно, тактический маневр, в целесообразности которого Мухаммед тут же разочаровался.

Тем не менее определенность в отношении сомневающихся в существовании единого бога была необходима и в дальнейшем была достигнута. Но эта определенность в течение всего мекканского периода не привела пророка к призыву вести войну с многобожниками.

Пророк требовал веры и покорности под страхом грядущей эсхатологической катастрофы, оперируя угрозами адских мук и посулами райских наслаждений. Чтобы выяснить то социально-практическое значение, которое имели для мекканцев того времени эти угрозы и посулы, важно установить, какого рода жизненное поведение могло с точки зрения Корана дать людям надежду на райское блаженство и внушить им страх перед угрозой адских мук. Иначе говоря, речь идет о том, какого поведения в их практической жизни требовал пророк от своих последователей.

Вначале, как уже говорилось, эти требования были неопределенными и немногочисленными — добрые дела фактически сводились к мелкой благотворительности. В дальнейшем нравственные предписания делаются более сложными и многообразными. К требованию подкармливать бедняков присоединяется почитание сирот (90, 14–16), хорошее отношение к родителям, особенно престарелым: «Если достигнет у тебя старости один из них или оба, то не говори им — тьфу! и не кричи на них, а говори им слово благородное» (17, 24). Мерзостью объявляется прелюбодеяние. Мекканские суры содержат одно запрещение, которое выглядит весьма гуманным и прогрессивным: пророк требовал отказаться от практики убийства новорожденных девочек ²⁵.

Многие историки, особенно арабского происхождения, настаивают на том, что такого обычая у арабов, современных Мухаммеду, не существовало. Было бы невозможно в этом случае объяснить появление такого запрета. Похоже на то, что в древности обычай закапывания в песок пустыни «лишних» новорожденных девочек бытовал у народов Аравии и, вероятно, ко времени Мухаммеда он сохранился лишь у некоторых бедуинских племен; во всяком случае для горожан и жителей оазиса столь варварский обычай отошел в прошлое.

Более жизненное значение имели требования, обращенные к торговцам: не обмеривать и не обвешивать. «Горе обвешивающим» (83, 1), — грозит пророк мекканским торговцам. «О, народ мой! — взывает он к ним. — Поклоняйтесь Аллаху; нет у вас божества, кроме Него. Не убавляйте меры и веса» (11, 85). Если не принимать во внимание общей бессвязности коранического текста, то можно было бы подумать, что запрещение обвеса и обмера становится здесь по своему значению в один ряд с основополагающим монотеистическим догматом вероучения. В следующем аяте Коран опять возвращается к тому же: «О, народ мой! Полностью соблюдайте верность в мере и весе…» (11, 86). Было бы ошибкой считать это требование Корана только выражением претензии бедняков к обманывающим их мекканским торговцам. В то же время вряд ли эта проповедь практически затрагивала интересы торговцев, ибо каждый из них, обманывая других, был против того, чтобы его самого обманывали.

Робость Мухаммеда в отношении установившихся к его времени социальных порядков и отношений была настолько ярко выражена, что он не посягал даже на кровную месть. «…Если кто был убит несправедливо, — гласит Коран, — то Мы его близкому дали власть…»; он только советует некоторую умеренность в применении этой власти: «…но пусть он не излишествует в убиении» (17,35).

Коран мекканского периода не выступает ни против племенного разделения, ни против имущественного неравенства. Богатство и бедность признаются уделом, предоставленным людям Аллахом по ему одному ведомым предначертаниям: «…Мы одним дали преимущества над другими…» (17, 22); «Мы разделили среди них их пропитание в жизни ближней и возвысили одних степенями над другими, чтобы одни из них брали других в услужение» (43, 31). Правда, стремление к богатству не признается чертой, угодной богу, любить «богатство любовью упорной» (89, 21) отнюдь не рекомендуется. Тем не менее должны оставаться неприкосновенными порядки, разделяющие людей на богатых и бедных. Аллах даже готов «для тех, кто не верует в Милосердного», устроить «у домов крыши из серебра и лестницы, по которым они поднимаются, и у домов их двери и ложа, на которых они возлежат, и украшения» (43, 32–34). В то же время Коран подчеркивает, что все это только для земной жизни, в будущей же все может перемениться. Здесь примерно тот же мотив, который более конкретно выражен в евангельской притче о Лазаре. Но и тут и там проповедь не касается реальной жизни людей, разговоры преимущественно ведутся «для души», а не для руководства в действительном общественном бытии.