История регионов Франции - [87]

.

Кризис поздней Империи, связанный с первыми нашествиями варваров, вызвал постепенный рост тут и там укрепленных городов, примерами которых могли послужить Женева и Гренобль; последний из Куларо стал Грациано-полисом (Греноблем), городом Грациана, императора IV века нашей эры. Христианство стало распространяться из Вьенна (в принципе, сейчас этот город относится к Дофине), притом что Женева и Гренобль, верные себе, благодаря этому становятся главными городами епископатов к концу IV века. Собственно Савойя, которая до того времени существовала «лишь в себе», достигла наконец, в ходе этой эпохи, статуса для себя: около 390 года, действительно, историк Аммьен Марселлин отмечает, что Рона, свирепо бросаясь в озеро Леман, затем ищет выхода, с более спокойными водами, затем (граф Женеву), не уменьшаясь в объеме, «она проходит через Савойю и секванов (per Sabaudiam et Sequanos). Затем, сильно ускорив свое течение, она идет вдоль территории Вьенна с левой стороны, а на правом ее берегу находится Лион…». Вот оно, первое упоминание собственно о регионе, скромная слава из категории ономастики…

Но упоминание — это еще не все. Поскольку последующие периоды, начиная со второй половины V века, были менее блистательными. Естественно, имели место нашествия варваров, или продолжение нашествий. Корни варварской «иммиграции», в данном случае ужасно варварской, происходят из германских лесов. Региональная экономика, которой перебили хребет, развивалась еле-еле, само собой разумеется, с грехом пополам. В этом контексте заселение местности бургундами примерно в 452 году явилось значительным событием. Антропологи в любом случае были поражены мощным жевательным аппаратом людей, взяв для изучения скелеты и черепа представителей этого бургундского племени, чьи далекие корни располагаются где-то между островом Борнхольм в Балтийском море, а с другой стороны — равнинами, омываемыми Одером и Вислой, в то время, когда современная Польша была частично германской. В Савойе, Франш-Конте и Бургундии (название говорит само за себя) бургунды быстро латинизировались. Большие фермы, типичные для этого племени, поселившегося в бывшей Галлии, строились вокруг центрального двора; они включали в себя также, если хозяин вершил судьбами королевского рода, зал для пиршеств, место действия пиров и попоек в духе «Нибелунгов» или «Беовульфа». Застежки на поясных ремнях, столь дорогие для воинов-бургундов, соединяли в себе племенные традиции этого народа с иконографией в восточных или католических канонах. В христианских монастырях, среди которых монастырь в Новалезе, в хороших или не очень условиях хранились тысячи манускриптов, притом что в альпийских долинах влияние святых — бретонских, нормандских, ирландских (святой Коломбан), сохранилось в топонимах церквей. Появление второго Бургундского королевства в 888 году, во главе которого встал Рудольф I, основавший недолгую династию Рудольфов, стало удобным хронологическим ориентиром: это как временная граница, к которой моментально можно привязать государство или то немногое, что от него оставалось. И на самом деле, от него оставалось очень мало, если верить хронисту Тиетмару из Мерсебурга, который описывал «полномочия» бургундского монарха в то время, чьи территории зависели от высшей власти, pro forma[202], Священной Римской империи: «Нет другого короля, который властвовал бы таким образом; он владеет, — пишет Тиетмар, — только титулом и короной и жалует епископства тем, кого выбирает знать. Для своих нужд он владеет немногим; он живет за счет епископов и не может защитить тех вокруг себя, кого каким-либо образом угнетают. Последние же, отдавая себя в руки знати, служили ей, как если бы эти представители знати были их королями, и таким образом получали некоторое успокоение». Негативное суждение хрониста! Однако, мы не можем согласиться с ним. Кажется, что на самом деле существует некое ядро, а именно «Рона-Альпы», включающее в себя современную Савойю и французскую Швейцарию, на берегах озер Аннеси, Бурже, Леман, где власть бургундских королей, несколько «озерная» в данном случае, осуществляется более решительно и последовательно, чем в других местах. Члены династии Рудольфов, таким образом, не бросили начатое ими дело становления монархии, даже когда многочисленные феодальные партии пытались их задушить. Что касается городов, то здесь дело, однако, обстояло не настолько хорошо. Самый большой местный город, в наши дни принадлежащий Швейцарии, то есть речь идет о Женеве, насчитывал вплоть до конца эпохи династии Рудольфов (первая треть XI века) не более 1 200 — 1 300 жителей! Озеро Леман не рисковало быть загрязненным отходами жизнедеятельности города.

Как бы то ни было, но в период с конца IX века до конца X века сарацины, приходившие со своей морской базы в Гард-Френе, предпринимали многочисленные набеги на эту территорию. Преступления грабителей на альпийских землях… После их окончательного изгнания в 983 году наступило начало экономической экспансии в истории периода Высокого средневековья.

Именно в этом контексте появился человек, получивший большую или меньшую известность, прозванный Белоруким, из того рода, который стал герцогским родом Савойи и «продолжился» до XX века в качестве королевской династии в Италии: древность этого дома ничем, или совсем немногим, уступает роду Капетингов, если рассматривать мужскую линию. Гумберт Белорукий родился около 980 года. Он был крупным землевладельцем и служил твердой поддержкой для императорской власти, которая, в лице императора Конрада II, была источником права наследования. С графом Амадеем III (1103–1148), потомком Белорукого, был заключен первый династический матримониальный союз для французского королевства, поскольку сестра Амадея вышла замуж за капетингского монарха Людовика VI. Савойя в то время уже обладала солидной экономической и демографической базой: уже давно вовсю шло освоение высокогорных территорий, плодородной долины, находившейся на горных высотах; в 1090 году начал строиться монастырь Шамони на высоте свыше тысячи метров над уровнем моря. Амадей III, участвовавший в Крестовом походе и наделенный в большей степени безрассудной храбростью, нежели умом, при возвращении из этой экспедиции умер на Кипре в 1149 году. Несмотря на то, что этот человек обладал достаточно солидными основами власти как по одну, так и по другую сторону Альп, он официально носил пока титул всего лишь «графа Морьен».