История регионов Франции - [30]

Во всех отношениях период, наступивший в Бретани после 1675 года, был тяжелым. Она страдала от кризисов конца царствования Людовика XIV, которые из-за войны и налогов затянулись до 1713–1715 годов. Впоследствии смерть старого короля послужила началом новой эры для королевства, эры нового экономического подъема, затем экономического роста, «оживления и разрядки»; в прибрежных областях Бретани вновь наступил период мощного расцвета, но все также им не удалось увлечь за собой в развитии внутренние районы провинции, остававшиеся сельскими и косными, которые, несмотря на некоторый прогресс, продолжали отставать в своем развитии по сравнению с другими регионами Франции. Вспомним, в частности, о проблеме неграмотности в Бретани: ее уровень очень заметен, если сопоставить данные с ситуацией в соседней Нормандии, достигшей такого высокого уровня образования[72]. Отношение к королевской армии, может ли оно служить еще одним проверочным пунктом? Конечно, бретонцы служат на кораблях «морского флота» Ост- и Вест-Индской компании в качестве матросов, офицеров, капитанов дальнего плавания. Столь многочисленное присутствие во флоте может, таким образом, «извинить» уклонение армориканцев от службы в сухопутных войсках Его Величества, маневрирующих или воюющих на суше на южных или восточных границах королевства. Бретонские солдаты и офицеры во французской армии часто были неграмотными, охотно дезертировали, их становилось все меньше и меньше в сухопутных войсках в течение всего XVIII века, и это, возможно, свидетельствует о том, что у этих солдат и офицеров, а в еще большей степени у их соотечественников на полуострове, массово отказывающихся поступать на армейскую службу, все больше растет неприятие военного и политического централизма королевской власти в десятилетия, предшествовавшие революции. Или стоит говорить и повторять еще и еще, что именно флот был главным полюсом притяжения в ущерб сухопутным войскам?

*

Жизнеспособность провинции зато проявляется, в том, что касается власти, в том, чтобы брать и бороться. Монархический «центр» представлен очень энергично то в виде интендантской службы, пришедшей, однако, в упадок после 1753 года, то в лице правителя или военного коменданта, блестящим образцом которого выступил герцог д'Эгийон, сын внучатого племянника кардинала Ришелье; д'Эгийон правил в Бретани с 1753 по 1768 год. Перед лицом «правительственных» притязаний абсолютистского государства Бурбонов, преобладающей тенденцией в истории Бретани в XVIII веке явился подъем или восстановление мощного влияния местной элиты полуострова с аристократией во главе. Она опирались на солидные государственные учреждения, в их числе парламент в Ренне, который полностью находился под управлением бретонского дворянства: этот высокий суд объединял двойственные привилегии шпаги, платья и сеньориальных земель, не разделяя военное и судейское дворянство, что было в данной ситуации невозможно. Элита была также представлена штатами Бретани, другими словами, ассамблеей трех сословий (дворянство, духовенство, третье сословие): последние, как говорящие на кельтском языке, так и франкофоны, регулярно собирались на заседания в городе Ренне. Штаты, как и в Лангедоке и Провансе, придавали провинции неоспоримую самобытность по сравнению с «выборными» регионами «внутренних» частей Франции, которые управлялись в более авторитарном порядке; в Ренне в их рядах выкристаллизовалось специфическое дворянское лобби; его назвали «Бастион», и оно явилось во второй половине XVIII века подстрекателем, а затем пало первой жертвой предреволюционных, и в конце концов, революционных событий в 1789 году. Ученик колдуна…

Аристократия региона, экономически динамичная, разбогатела, была гибкой, мобильной, владела не только серебром, но и культурой; в их руках были, по меньшей мере в городах, прекрасные библиотеки и роскошные особняки; они без комплексов занимались на редкость доходной колониальной торговлей, их сыновья женились на наследницах работорговцев из Нанта с богатым приданым; и вот эта группа, наделенная такими привилегиями, открыла «эпоху после Людовика XIV» мятежными выступлениями против властей. Принимая во внимание высокое положение их зачинщиков, эти выступления были более результативными, чем в 1675 году оказалась злосчастная и короткая крестьянская жакерия Красных колпаков. С декабря 1717 года на полуострове обозначаются некоторые аристократические «волнения», которые со временем могли бы вылиться в автономистские выступления, иначе говоря, выступления за независимость (?). Они потерпели провал. Единственные, кто что-то потерял во время мятежа (против налогов), это несколько мелкопоместных дворян из аграрной Бретани во главе с Клеманом Кризогоном де Гер, маркизом де Понкаллек. Их изолировали, затем арестовали, четверо из них были казнены по указу королевской палаты[73], которую созвал в Нанте регент Филипп Орлеанский, обычно менее жестокий (1720). Дворянская фронда, но чисто юридическая и мирная, вновь началась с 1730 года: парламент в Ренне отказался утверждать присланное из Парижа антиянсенистское законодательство. Штатам провинции, со своей стороны, не нравились новые налоги (подушная подать, налог на недвижимость в размере двадцатой доли стоимости имущества). Элита в 1759 году предприняла «налоговые забастовки», получившие поддержку «Бастиона» и парламента. Генеральный прокурор Ла Шалоте (которого, помимо этого, можно считать реакционером из-за его враждебного отношения к народному образованию) повел от имени провинции борьбу против герцога д'Эгийона, правителя Бретани. Ему удалось, после множества различных происшествий, вынудить этого важного господина покинуть свой пост. Д'Эгийон, став министром, начинает мстить с 1770 года, действуя в ущерб парламентским структурам