История регионов Франции - [24]
Эта патера, выполненная по канонам классической или постклассической античности, была сделана в то время, когда набеги германцев (260–277) служили источником всяческих кризисов и страхов, и поэтому богатые люди были вынуждены прятать в земле свои сокровища, среди которых фигурирует и знаменитое золотое блюдо, с геркулесовскими и дионисийскими мотивами, инкрустированное монетами, также золотыми. Вторжения германцев с противоположного берега Рейна, конечно, не уничтожили латинский язык; можно даже вообразить, как это сделал каноник Фалькун, если население в регионе Ванн[70] также продолжало говорить на кельтском языке, несмотря на римлян, а затем и германцев, пока не дождалось прибытия своих братьев-кельтов, пришедших в V–VI веках с Британских островов в западные области полуострова.
Эти переселенцы поздней эпохи, объединенные в кланы под управлением крупных аристократов, возможно, уплыли за море в поисках спасения от скоттов, которые, в тот период или немного ранее, спустились из Шотландии в Англию, двигаясь с севера на юг. Галло-романский или галло-франкский субстрат даже в Бретани не был полностью перекрыт этой новой волной кельтского населения. Он выжил без особых трудностей ближе к востоку Армориканского полуострова как на морском побережье, так и в бассейне реки Вилен.
Позднее Каролинги с недоверием относились к этим «бретонцам», которые к тому времени уже не были новыми поселенцами. Империя Каролингов имела в своем владении, плохо или хорошо управляемую, «Бретонскую марку». В 831 году Номиноэ, двуличный военачальник, смог добиться союза бретонского княжества, объединявшего под своей властью собственно кельтские земли на западе, и «галльскую» область на востоке полуострова.
Этот Номиноэ, из которого бретонские националисты сделали героя, трудился ли он в своих собственных интересах или для императора? Скорее всего, он и сам об этом точно не знал. И другие князья в ту же самую эпоху осуществляли аналогичные задачи на таких обширных полу-автономных территориях, которые можно сравнить с Бретанью, как Фландрия, Бургундия, Каталония…
В конце IX века появился Ален, граф Ванский, который даже называл себя «Божьей милостью королем бретонцев»! Стоит ли датировать возвышение Ренна, столицы региона, последними годами X века? В это время графский род этого города распространяет свою власть на достаточно значительную часть полуострова. И притом в районе тысячного года, несмотря на некоторые попытки подчинения со стороны государства Капетингов, невозможно обнаружить хоть какие-нибудь следы покорности у армориканцев по отношению к французскому королевству, будь она всего лишь принципом.
И однако будущее Бретани шло с востока. Вторжения норманнов в конце I тысячелетия практически разрушили там католицизм в его кельтском варианте. Но на ее руинах вскоре воцарится Армориканская Латинская Церковь, связанная с монастырями в долине Луары и в Нормандии. Бретонское духовенство, долгое время игравшее посредственную роль, обновилось благодаря примеру св. Ива (XIII век) и стало выступать спутником французского христианства. Бретонские колледжи формировались в Парижском университете. «Бретонский материал» служил источником вдохновения для поэзии Марии Французской. С точки зрения политики, или суверенитета, постепенно канули в прошлое те времена, когда Бретань, как писал Рауль Глабер (XI век) считалась «концом света, населенным варварами и невеждами». Три различных тенденции соревновались в своем влиянии на Бретань (англо-анжуйские Плантагенеты, собственно Англия и Франция), но полуостров, особенно после 1230-х годов, склонился в сторону французского королевства, вплоть до того, что бретонский герцог принес клятву верности капетингскому монарху, уехал с ним в крестовый поход, принял и применил эдикты Филиппа Красивого, направленные против тамплиеров. В начале XIV века ситуация выглядит решенной: армориканская шлюпка кажется плотно и окончательно закрепленной на борту французского корабля. На самом деле, она была закреплена лишь наполовину. И в этом нет ничего удивительного. В ту же самую эпоху Лангедок, другой периферийный регион, тоже был присоединен к французскому королевству.
То, что королевская лилия поглотила Бретань, не исключает, однако, некоторого утверждения (в государственном смысле) бретонского суверенитета. Герцоги устанавливают административную систему, «костяк» нескольких областей суда бальи и сенешальств. Их легисты приносят на полуостров частицу римского права с централизаторскими устремлениями; бретонское государство пользуется, несмотря на постоянные налоги, правом на чеканку своей собственной монеты, правом собственности на затонувшие предметы и на остатки кораблей, потерпевших крушение, а также там наблюдается подъем герцогской власти.
Развитие Бретани основывается также на ее хозяйстве: конечно, производство продовольственных культур, а также перевозка по морю вин из Аквитании до прибрежных территорий Ла Манша, рост, начиная с 1300 года, производства и экспорта тканей — «они дают кораблям паруса, рубашки живым и саваны мертвым». Языковой самобытности региона нет угрозы из-за роста французского владычества, граница диалектов остается стабильной; франкоговорящие светские власти и говорящие на латыни церковные с уважением относятся к самобытности говорящего на кельтском языке населения западных районов, где с тысячного года наблюдается демографический всплеск: слово «
