История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств - [40]

Карлу не удалось привлечь на свою сторону только город Ригу, хотя в 1601 году он не менее шести раз обращался к горожанам с различными обещаниями и даже угрозами. Пытался воздействовать на них и Тизенгаузен, гарантируя им от имени дворянства свою поддержку. Члены городского совета, находившиеся под сильным польским влиянием, не хотели рисковать своим властным положением, опиравшимся на покровительство Польши, и терять преимущества в торговле, которые город получил благодаря принадлежности к Речи Посполитой. Это касалось, прежде всего, основанного на кредитах и довольно рискованного бизнеса по вывозу из белорусских и литовских земель древесины и золы, который, между прочим, в дальнейшем сохранялся даже в годы изменившихся политических отношений. И такая позиция Риги являлась ярким примером того, насколько сильно зависело поведение всех старинных торговых городов от купеческих интересов и как трудно им давалось принятие ответственных политических решений при опоре на традиционное чувство собственного достоинства.

После быстрых первоначальных военных успехов Швеция потерпела целый ряд поражений. В результате перешедшее на сторону Карла лифляндское дворянство либо начало колебаться, теряя свою благонадежность, либо стало истекать кровью на полях сражений, примером чему может послужить битва под Кокенгаузеном в 1601 году[158]. Когда же Карл Зедерманландский, ставший с 1604 года королем Швеции Карлом IX, в середине лета 1605 года захотел осадить Ригу, чтобы придать войне новый поворот, то 17 сентября в битве при Кирхгольме[159] на Западной Двине он потерпел сокрушительное поражение от польских деблокирующих войск и вынужден был бежать. Причем во время этого бегства жизнь ему, пожертвовав собой, спас лифляндский дворянин Генрих фон Вреде.

Попытка Швеции завоевать Лифляндию полностью провалилась, а край буквально захлестнуло нашествие разного рода паразитов. Население страдало от голода и других ужасов, которые принесла с собой война. Дошедшие до нас записи буквально пестрят страшными подробностями. Край, терзаемый постоянно сменявшими друг друга вражескими войсками, оказался в отчаянном, можно даже сказать, беспомощном положении, что хорошо просматривается на судьбе богатого и многочисленного рода росов. Из девятнадцати мужчин, об общественном положении которых нам известно, девять человек были за шведов, шестеро – за поляков, а четверо постоянно переходили от одной стороны к другой.

Когда в 1609 году шведским войскам пришлось окончательно уйти из Лифляндии, то стало казаться, что поляки остались единственными хозяевами в крае. Однако появление Густава Адольфа, сменившего на троне своего отца в 1611 году, полностью изменило положение дел в Балтийском море. В то же время вначале Швеция была еще глубоко погружена в противоборство с Польшей, ставя тем не менее перед собой величайшую цель – установить господство над раздираемой внутренними противоречиями Москвой. После того как царем на Руси стал Михаил Федорович Романов, Густав Адольф решил положить конец продолжавшейся войне с Московией и после длительных переговоров пошел на заключение Столбовского мира[160] (27 февраля 1617 года), по которому Швеции отошли Ингерманландия и Восточная Карелия, в результате чего русские полностью лишились выхода в Балтийское море. Король был очень доволен такими результатами и, выступая в августе 1617 года в шведском парламенте – риксдаге – в Стокгольме, самодовольно заявил, что теперь этот противник без шведского позволения не сможет выслать в Балтийское море ни одной лодки. И эти слова явились программой на целое столетие.

Уже летом того же года Густав Адольф продолжил дело, начатое его отцом, и возобновил борьбу с Польшей за Лифляндию. Однако ему понадобилось целых четыре года, чтобы накопить сил для решающего удара. В сентябре 1621 года после многонедельной осады, беспрерывного обстрела и постоянно повторявшихся штурмов он принудил Ригу к сдаче. При этом необходимо отметить, что город, невзирая на все симпатии к близким по вере осаждавшим, защищался очень храбро.

Рига сдалась на милость превосходящего по силе полководца только тогда, когда запасы пороха у ее защитников подошли к концу, и дальнейшее сопротивление стало бесполезным. Поэтому рижане могли с достоинством ответить на бесконечные польские упреки в свой адрес, ссылаясь на слова Густава Адольфа, который заявил, что не желал бы для себя от города более глубокой верности, чем та, какую горожане выказывали до тех пор польскому королю.

16 сентября Густав Адольф въехал в Ригу, а 25 сентября принял присягу на верность, которую от имени горожан принес ему обер-пастор Герман Самсон. Этот обер-пастор учился в свое время в Виттенберге вместе с Акселем Оксеншерной[161] и уже за много лет до описываемых событий вышел победителем в публичной борьбе с иезуитами. В произнесенных им словах присяги не было даже намека на лесть, какой обычно грешили представители покоренных городов, поскольку она явилась характерным отображением лютеранского представления о сути светской верховной власти.

В 1625 году пал Дорпат, а 7 января 1626 года поляки были наголову разбиты в битве при Вальгофе