История политических и правовых учений - [6]
Иногда проводят различие между политической теорией и политической доктриной. Первая устанавливает связи между фактами, и связь эту можно установить экспериментально. Доктрина же — суть совокупность ценностных суждений, суждений мировоззренческих и практических одновременно, но не поддающихся доказательствам.
В предмет курса не входят идеи на уровне обыденного сознания, хотя они могли стать основой для формирования теоретических конструкций того или другого мыслителя. Вместе с тем история политических учений не игнорирует наиболее значимые групповые и массовые идеи, игравшие свою роль в истории (идеи раннего христианства, идеи Реформации, Возрождения и т. д.).
Безусловно, учитываются время и география распространения идей. Учения формировались и продолжали свое развитие в разное время в разных частях света, в разных странах, в условиях разных политических режимов. Именно с учетом всех перечисленных обстоятельств и строится настоящий учебный курс. В нем сочетаются портретный, предметный, временной и страноведческий подходы к изложению материала. Весьма уместны и обобщения на уровне эпох, соответствующих типов государства и права. Мы понимаем, что в период рабовладения или феодализма учения существенно различаются именно своим обоснованием классовой структуры и того неравенства, которое устанавливается в обществе, независимо от времени или нахождения страны на соответствующем континенте. Особая близость в этом аспекте свойственна всем учениям буржуазного общества.
Каждый из названных подходов позволяет понимать множественность политических доктрин. Разные авторы в разное время по разным поводам в разных условиях не могли мыслить идентично. Кроме того, субъективные устремления этих авторов могли быть разными: от желания бесстрастно-математического исследования до откровенно продажного служения существующей власти.
История политических учений отражает все социальные функции науки: познавательную; мировоззренческую; праксеологическую; программную.
Было бы крайне односторонне сводить роль самих политических учений к служению тому или иному классу, к служению власти и на этой основе отрицать возможность их оценки в категориях истины. В той части, в какой мыслители описывали существующую политическую реалию, они могли следовать истинному положению дел или отходить от него, затем они могли давать правильные оценки (соответствующие положению дел) или в угоду кому-либо искажать настоящую картину. Искренние заблуждения и непреднамеренные погрешности в логике суждений, равно как и явный утопизм, также могли быть свойственны авторам. Но курс истории политических и правовых учений способен внести ясность и установить истину в понимании соответствующих высказываний.
Не оправданно также и принижение программной функции самих учений и настоящего курса. Такого рода сомнения приходят во времена развала государств, упадка обществ, господства синкретических обстоятельств. Однако это преходяще: случайное всегда уступает в итоге закономерному. А по большому счету предвидения серьезных мыслителей все-таки находили подтверждение в жизни. Их советами не без успеха пользовались сколько-нибудь образованные правители. И если отдельные теории никогда не воплощались в практике, то это не обязательно их характеристика. Кроме того, «еще не вечер». В любом случае ближе к истине представление истории политических учений в качестве процесса «накопления и трансляции знаний» о государстве и праве.
Традиционно в уяснении предмета данного курса принято разграничивать его с предметами близких учебных дисциплин.
Историю политических учений можно рассматривать как историю теории государства и права.
С историей государства и права связь тоже самая тесная: там — историческое развитие самих государства и права (государственно-правовых институтов), здесь — история идей о них. Изучение той и другой возможно только во взаимосвязи.
С отраслевыми юридическими дисциплинами связь прямая, но разной интенсивности. В тех из них, которые выходят на общее политико-правовое устройство (например, конституционное право, административное право), содержатся положения, идентичные по своему предмету тем, которыми располагает история политических учений. Только наш курс излагает эти положения в их возникновении и развитии. Чем дальше отраслевые юридические науки от общеполитических позиций, чем больше в них догматики, техники и естественнонаучного, тем меньше дает им современный курс истории политических учений.
Как любой другой курс, история политических учений связана с философией — этой общеметодологической наукой и определяющей дисциплиной и с историей философии, которая также содержит фиксацию исторически возникающего и развивающегося общетеоретического знания, концептуально оформленных его конструкций. Но предмет философии — более общего характера, не специализированный на политике: материя, мироздание, планетарный мир, общество, человек.
В той степени, в какой можно разграничить теорию государства и вообще юридическую науку с политической наукой и с политологией как особым вузовским курсом, следует видеть их связь и особенности предмета истории политических учений. Предмет политологии — политическая система, которая включает четыре органически связанные между собой подсистемы: политические организации (структуры); политические нормы; политические отношения; политическую идеологию.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.