История политических и правовых учений - [10]
Невозможно было бы убедить сегодня сторонников ненасильственной теории преобразования общества в реакционности учения Л. Н. Толстого. Это вообще трудно было бы сделать. Не бесспорно и утверждение в утопичности его идей. Скорее реакционными оказались идеи насильственного ниспровержения существующего строя в России, скорее утопичными оказались прогнозы насильственного построения нового мира на основании насильственно разрушенного старого. Однако тот подход, согласно которому в любых учениях можно найти «ценные зерна», должен определять наше отношение ко всяким учениям о государстве и праве. К сожалению, именно это и труднодостижимо в действительности, поскольку каждый властвующий миро- и правопорядок решительно отвергает отличный от него. Кто, например, из представителей господствующего христианского вероучения и даже из светских политиков задается вопросом позитивных сторон исламистской фундаменталистики? Между тем и в материалистическом, и в идеалистическом, как в светском, так и в религиозном, как в автократическом, так и в демократическом миропонимании имеет место отражение, часто в смещенном виде, определенных аспектов реальной действительности.
Обязательно следует иметь в виду связь и соотношение истории политических учений с историей государства и права, а также с общей теорией государства и права в плане не только их предмета, но и метода. История политических учений входит в группу теоретико-исторических правовых наук. Исследуя политико-правовые идеи в их хронологической последовательности, она, как и история государства и права, пользуется историческим методом. Однако, имея своим предметом государственно-правовые учения, а не государственно-правовые институты и учреждения, она пользуется почти в равной мере логическим методом исследования, который характерен уже для общей теории государства и права. Таким образом, с точки зрения некоторых особенностей метода исследования история политических учений помещается между историей государства и права и общей теорией государства и права. Одни и те же политико-правовые теории могут быть предметом как истории политических учений, так и общей теории государства и права, что уже предопределяет тесную связь (в предметном и методологическом отношении) той и другой научных дисциплин.
Диалектический подход ориентирует на особого рода методику изложения и изучения материала. Так, учитывая диалектическое соотношение общего, особенного и единичного, резонно сочетать портретный метод освещения материала с предметным, и тогда изучение идей отдельного мыслителя (в отдельном всегда присутствует общее, отдельное всегда богаче общего) помогает правильнее и полнее понять то направление политической мысли, которое он представляет.
Аналогично можно рассуждать и по отношению к изучению политической мысли отдельной страны. Причем в силу языковых и иных обстоятельств своя страна в большей степени подвластна пониманию. Вместе с тем нельзя понять ее в отрыве от движения мировой цивилизации. При этом нет такой страны, которая не внесла бы в сокровищницу политической и правовой мысли чего-то своего. В качестве особенного в данном случае могут выступать регион, материк, часть света и т. д.
В свете названных категорий следует изучать также развитие учений во времени. Уместен своего рода дискретный подход. Учения одни в конкретно обозначенное историческое время, по-особенному иные
в строго определенный отрезок времени и другие — во вневременном свете. Самая высокая ступень абстракции достигается тогда, когда учение рассматривается вне времени и пространства, вне привязки к его творцам и носителям. Понятия «чистого» разума, «чистого» учения права и т. п. имеют хождение до настоящего времени.
В свете сказанного можно допустить не только исторический подход с его историчностью истины, но и так называемый релятивистский подход, согласно которому всякая истина относительна.
Признавая относительность политических и правовых истин, можно ли отдавать предпочтение какому-либо учению, можно ли рекомендовать учащемуся примыкать к определенному направлению политической мысли? И вообще стоит ли осваивать то, что не имеет абсолютной ценности?
Представляется, что именно по этой причине и надо учить: в меняющемся мире, в вихре политических баталий определиться в своей карьере, выжить и достичь хороших результатов можно лишь со знанием дела. Точнее — с умением полученные знания видеть в свете данной ситуации и использовать применительно к данным обстоятельствам. Они становятся в таком случае абсолютно истинными. Не могут не импонировать в связи с этим суждения И. Ф. Арманд, адресованные дочери Инне, вознамерившейся в юношестве примкнуть к марксизму: «Оригинальность же простых смертных выражается не в том, что они изобретают совершенно новые идеи, а в том, что между существующими они умеют делать сознательный, критически обдуманный выбор... плохо только то, если ты к нему примыкаешь без критики, не продумав его, не сравнив его с другими миросозерцаниями, не сделав, одним словом, сознательного (курсив мой. — В. Л.) выбора»
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.