История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта - [144]

Так как намерением Наполеона было отступать прямо к Вильне, то Удино легко понял, что этот третий переход, около Студенки, — самый прямой и наименее опасный. К тому же он был уже известен, и если бы даже пехота и артиллерия, теснимые Витгенштейном и Кутузовым, не имели времени перейти через реку по мостам, то по крайней мере император и кавалерия пройдут по нему; тогда не всё будет проиграно, ни мир ни война, как случилось бы, если бы сам император попал в руки неприятеля.

Итак, маршал не колебался. В ночь с 23-го на 24-е артиллерийский генерал, рота понтонеров, полк пехоты и бригады Корбино заняли Студенку.

В то же время были обследованы два других перехода; за ними очень серьезно наблюдали. Дело заключалось в том, чтобы обмануть и удалить неприятеля. Силой здесь нельзя было ничего сделать, надо было попробовать хитростью. Вот почему 24-го были посланы триста солдат и несколько сот бродяг к первому броду с инструкцией собирать там материалы, необходимые для постройки моста, производя возможно больший шум; кроме того, заставили торжественно пройти туда, на глазах у неприятеля, целую дивизию кирасир.

Сделали даже больше: генерал-аншеф Генерального штаба Лорансе приказал привести к нему нескольких евреев; он подробно расспрашивал их об этом броде и о дорогах, ведущих оттуда к Минску. Потом, выказав полное удовлетворение их ответами, сделал вид, что убежден, будто нет лучшего перехода реки, удержал в качестве проводников некоторых из них, а остальных приказал проводить за наши аванпосты. А чтобы быть еще более уверенным, что они ему изменят, он заставил их поклясться, что они пойдут впереди нас по направлению к устью Березины и известят нас о передвижениях неприятеля.

В то время как старались отвлечь всё внимание Чичагова влево, в Студенке тайком подготовляли средства к переправе. Только 25-го, в пять часов вечера, туда прибыл Эбле, сопровождаемый двумя подводами угля, шестью ящиками инструментов и несколькими ротами понтонеров.

Но перекладины, которые начали класть накануне, взяв для них бревна из польских хат, оказались слишком непрочными: надо было начинать всё снова. Теперь уже нельзя было достроить мост за ночь: это можно было сделать только на другой день и под огнем неприятеля; но медлить было нельзя.

С началом сумерек этой решительной ночи Удино с остатком своего корпуса занял позицию в Студенке. Двигались в полной темноте, сохраняя полнейшую тишину.

В восемь часов вечера Удино и Домбровский расположились на позициях, господствующих над переходом, в то время как Эбле спускался к нему. Этот генерал встал на берегу реки со своими понтонерами и ящиком, наполненным железом от брошенных колес, из которого он на всякий случай велел наковать скрепы. Он жертвовал всем, чтобы сохранить эту слабую помощь; она спасла армию.

В конце этой ночи с 25-го на 26-е он вбил первые сваи в илистое дно реки. Но, к довершению несчастья, подъем воды уничтожил брод. Потребовались невероятные усилия, и наши несчастные понтонеры, по шею в воде, должны были бороться с льдинами, плывшими по реке. Много наших погибло от холода или льдин, которые гнал сильный ветер.

Они всё победили, за исключением неприятеля. Да и то сказать, русская зима оказалась еще большим нашим врагом, чем сами русские…

Французы работали всю ночь при свете неприятельских огней, сверкавших на высотах противоположного берега, на расстоянии пушечного и ружейного выстрелов дивизии Чаплица. Последний, более не сомневаясь в наших намерениях, проинформировал своего главнокомандующего.

Глава V

Присутствие неприятельской дивизии отнимало надежду обмануть русского адмирала. Каждую минуту ждали, что вот сейчас вся его артиллерия откроет огонь по работавшим солдатам.

Наполеон, выйдя из Борисова в десять часов вечера, считал, что он делает отчаянный шаг. Он остановился со своими 6400 гвардейцами в Старом Борисове, в замке, принадлежавшем князю Радзивиллу и расположенном направо от дороги из Борисова в Студенку, на равном расстоянии от обоих этих пунктов.

Конец этой решительной ночи он провел на ногах, выходя каждый час, чтобы выступить в путь, в котором решалась его судьба; от беспокойства он всё время думал, что ночь уже кончилась. Несколько раз окружающие должны были указывать ему на его заблуждение.

Едва рассеялся мрак, как он соединился с Удино. Присутствие опасности успокоило его, как это бывает всегда. Но при виде русских огней и их позиций даже самые решительные его генералы, такие как Рапп, Мортье и Ней, воскликнули: «Если император выйдет и из этого опасного положения, то придется окончательно уверовать в его звезду!»

Сам Мюрат считал, что теперь время думать только о том, как спасти Наполеона. Некоторые поляки предлагали это ему.

Император дождался рассвета в одном из домов, расположенных на берегу реки, на откосе, наверху которого стояла артиллерия Удино. Мюрат пробрался сюда; он объявил своему шурину, что считает переправу невозможной; он настаивал, чтобы тот спасался сам, пока еще есть время. По его уверениям, император может без всякой опасности переправиться через Березину несколькими лье выше Студенки, через пять дней он будет в Вильне, и поляки, храбрые и преданные, знающие все дороги, проводят его в безопасности.