История письма: Эволюция письменности от Древнего Египта до наших дней - [23]

Де Саси, таким образом (может быть, даже не желая этого), перерезал едва только натянутую Окербладом нить, и с 1802 года вокруг трехъязычного камня вновь воцарилась тишина, прерываемая время от времени пронзительными воплями дилетантов. Ничто не тревожило глубокого сна спящей красавицы до 1814 года.

[Древнейшие записи еще содержат многочисленные остатки идеографического письма и, следовательно, изображают целые события или «предложения» при помощи одного-единственного рисунка. Давно известным примером такого рода является палетка царя Нар-Мера. На ее лицевой стороне слева вверху царь выходит из помещения, которое представляет собой ризницу (по-египетски db-t), что обозначено вписанным фонетическим обозначением «пловца с сетью» (db). Изображение царя, поражающего своего врага, помещенное на обороте палетки, менее ясно. Рядом справа понятийным письмом обозначено, что Гор-Сокол, т. е. победоносный царь, тянет за веревку, продетую через нос изображенной на рисунке головы, т. е. уводит в плен людей; люди эти из побежденной страны; страна изображена в виде овала, пририсованного к голове, а из овала торчат шесть побегов папируса, показывающих, что подразумевается Нижний Египет. Остается непонятным, что именно обозначают знаки w «гарпун» и s «море», размещенные под овалом, изображающим страну, и позади головы побежденного, — имя этого вождя или наименование побежденной области. В последнем случае w «гарпун» мог быть употреблен как звуковое ребусное написание наименования области W а знак «море» — в качестве детерминатива страны, расположенной на берегу моря. Таким образом, уже в этом древнейшем тексте наряду с понятийным письмом присутствуют фонетические словесные знаки и детерминатив.]

В этом году, как, впрочем, и ежегодно, Томас Юнг, известный английский естествоиспытатель, отбывал в деревню, чтобы провести там каникулы и кстати предаться своим разнообразным hobby.

Юнг был выдающимся ученым в области естествознания и медицины. Он открыл основные явления зрения, установил закон интерференции света и заслуженно считается основателем современной оптики. Но Юнг был многосторонен — и как ученый, и как человек.

В 1796 году, еще будучи студентом Геттингенского университета, он выдвинул положение: только алфавит, состоящий из 47 букв, в состоянии полностью исчерпать возможности органов речи человека! Впоследствии Юнг охотно берется за составление алфавитов иностранных языков, приобретает себе славу непререкаемого авторитета в этой области и одновременно усиленно занимается каллиграфией. В кругу знакомых и друзей, от которых не укрылись его разнообразные таланты, «коньком» Юнга считалось восстановление текстов, и ему частенько давали для реставрации древние поврежденные рукописи. Все, что лежало вне сферы естествознания, было для него передышкой в работе, отдыхом, славным препровождением времени.

Но Томас Юнг никогда ничего не делал наполовину. И если уж он что-либо вбивал себе в голову, то доводил дело до конца. Так, однажды ему пришла идея овладеть искусством канатного плясуна — просто для развлечения на время каникул. Юнг занимался прилежно, и в итоге почтенный квакер отплясывает на слабо натянутой проволоке к немалой досаде всей квакерской общины!

Теперь, весной 1814 года, он вновь собирался провести каникулы в деревне. И опять же один из друзей, сэр Роуз Броутон, дал ему в дорогу древнюю рукопись, с которой он мог бы «поиграть» в каникулы. Однако на этот раз это был уже не греческий манускрипт, а демотический папирус.

Юнг уже было хотел углубиться в изучение этого папируса, как внезапно вспомнил высказывания некоего Северина Фатера, которые он только незадолго до этого видел в третьем томе «Митридата» Аделунга. Юнг, как бывший геттингенский студент регулярно читал этот журнал.

Иоганн Северин Фатер (1771–1826) был профессором теологии и восточных языков сначала в Иене, затем в Галле и Кенигсберге, а потом снова в Галле. Академическая и преподавательская деятельность привела его к изучению египетской письменности. При этом, в отличие от многих современников, он шел от «иератического письма», «от особых письмен, начертанных на полосах ткани, которыми были спеленаты мумии». Высказывания Фатера венчало (правда, еще недоказанное) утверждение, что иероглифы следует читать фонетически, как звуковые знаки, и что они составляют алфавит из 30 с лишним знаков!

Вот как раз об этом подумал Юнг, когда, заинтригованный упомянутым папирусом, взялся в мае 1814 года за демотическую часть Розеттской надписи, пользуясь при этом срисованной копией. Наш англичанин был осведомлен и о работе Окерблада: последний как-то переслал ему из Рима анализ пяти первых строк демотического текста вместе с коптской транскрипцией. Но уже первая попытка применить алфавит Окерблада убедила Юнга в неправильности этого алфавита.

В то же время он вслед за Окербладом увидел, что в греческом тексте определенные слова повторяются; как и его предшественник, он попытался выделить те же слова из демотического текста.

И вот здесь-то Юнг сделал такой шаг вперед, что оставил позади все достигнутое Окербладом: он разделил не только весь демотический, но и весь иероглифический текст на отдельные слова, которые, как он думал, соответствовали греческим словам, а затем издал оба обработанных таким образом текста в журнале «Археология», правда, анонимно, чтобы не причинить вреда своему авторитету.