История письма: Эволюция письменности от Древнего Египта до наших дней - [13]
Обе эти ярко выраженные тенденции, одна — к четкому определению и фиксации значения знака-рисунка, другая — к упрощению и нормализации его внешней формы, побуждают письменность преодолеть ступень чистого слово-рисуночного письма. В процессе развития культуры знание и употребление письменности выходят за круг ее первоначальных обладателей и хранителей. Письменность неуклонно проникает в народную среду, и так же неуклонно растет потребность во все большем упрощении форм знаков; хочется писать легче и быстрее, и писчий материал, часто хрупкий, вносит свой вклад в дело упрощения знаков. В связи с этим рассмотрим предпринятое Иоганнесом Фридрихом; сопоставление из области египетской письменности. Он сравнивает текст из Папируса Эберса, который написан более поздним иератическим («жреческим») письмом, с тем же текстом в иероглифической транскрипции (рис. 17).
Рис. 17. Иератическое письмо Папируса Эберса и его иероглифическая транскрипция.
Если иероглифика («священные знаки») — это прежде всего письменность памятников, то иератическое книжное письмо со всей очевидностью показывает, сколь сильно сгладились и «выветрились» при письме на папирусе резко очерченные знаки-рисунки; в своем новом виде они не имеют в глазах неискушенного наблюдателя ни малейшего сходства с первоначальными формами.
Такой переход знаменует новое качественное превращение. Знак письма, как показывает рис. 17, столь далеко отошел ОТ Предмета, который ОН некогда, еще будучи знаком-рисунком, достаточно точно изображал, что, в конце концов, полностью обрывается связь между формой постоянно развивающегося знака письма и первоначальным рисунком предмета. Отныне только слово, то есть звуковое соответствие прежнего рисунка, остается связанным со знаком письма. Тем самым знак письма превращается в знак, выражающий определенный звук или группу звуков. Данный процесс исследователи называют фонетизацией (озвучиванием) письменности.
Рис. 18. Беглый римский курсив таблички из Помпей (50-60-е годы н. э.).
Это был шаг, приведший к весьма важным последствиям. Как раз отныне и могло происходить то, что затем так часто имело место в действительности: один и тот же знак стали употреблять для выражения нескольких различных по значению, но случайно созвучных слов. Ранее этот знак стоял только вместо одного слова-понятия, и именно того, из рисунка которого он происходил, теперь же такой знак могли применять для выражения совершенно отличного по смыслу понятия, как если бы, например, в русском языке слово-знак лук (оружие) вдруг начали использовать для выражения понятия «лук» (овощ)[1].
Но этим открывался также путь и для нового, не столь большого, но не менее значительного шага — ко второму, более важному и несравненно более часто встречающемуся виду «словного» (в отличие от «буквенного») письма, так называемому слово-звуковому письму. Ведь существовала уже возможность выражать в письме многие абстрактные понятия знаками письма, первоначально обозначавшими конкретные понятия, если, конечно, оба понятия — конкретное и абстрактное — звучали одинаково.
Если вновь перейти к примерам из русского языка, то это можно было бы объяснить как написание одинаковым знаком слов пол (в доме) и пол (мужской, женский), покой (комната) и покой (состояние).
Но и этим еще не исчерпывались возможности слово-звукового письма. Оказалось, что, применяя метод рисунков-загадок, то есть ребусов, использовавшихся уже, как мы видели, в предметных письмах, можно составлять из знаков-рисунков новые понятия. Так, в русском языке, поставив рядом
, мы получили бы молоко (мол + око).Однако следует предупредить читателя, что наше изложение слишком упрощенно. Всякая человеческая речь, язык, как и письменность, являются чем-то живым и беспрестанно изменяющимся, поэтому никогда не было и чистого слово-звукового письма (насколько легче давались бы дешифровки и сколько попыток увенчалось бы успехом, если бы такое письмо существовало!); вместо этого повсюду, где писали «словным» письмом, можно найти наряду со слово-рисуночным письмом и слово-звуковое письмо, да сверх того еще и черты чистого рисуночного и чистого звукового письма. В результате получается восхитительно «нелогичный», но захватывающий и постоянно меняющийся в своем составе хаос и в то же время стройное законченное целое. Вот каковы были те многие лабиринты, по которым двигались великие дешифровщики; то в одиночку, то в сотрудничестве друг с другом, то наследуя достижения предшественников, шли они по этим лабиринтам, чтобы выйти из них с победой.
В основе перехода к следующей ступени развития письменности лежит, без сомнения, слово-звуковое письмо. В самом деле, если языки, которые передаются этим письмом, содержат множество односложных слов или если их многосложные слова имеют простую и закономерную структуру слогов, то слово-звуковое письмо развивается в
Книга рассказывает о том, как были дешифрованы забытые письмена и языки. В основной части своей книги Э. Добльхофер обстоятельно излагает процесс дешифровки древних письменных систем Египта, Ирана, Южного Двуречья, Малой Азии, Угарита, Библа, Кипра, крито-микенского линейного письма и древнетюркской рунической письменности. Таким образом, здесь рассмотрены дешифровки почти всех забытых в течение веков письменных систем древности.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.