История Первой мировой войны - [49]

Быть может, победа оказала бы более решительное влияние на сокращение срока войны, если бы ее создатель не был с самого начала отстранен от руководства операцией. Жоффр, ограничив мощь удара Галлиени, воспользовался первой возможностью, чтобы лишить его права руководить операцией. А ведь он имел возможность быстро использовать слабость противостоящей армии! Уже 11 сентября Жоффр сообщил Галлиени, что берет на себя непосредственное руководство армией Монури, предоставив Галлиени в Париже терзаться, видя, как плоды победы ускользают из рук его тугодума-начальника.

В течение всего сражения основным замыслом Галлиени было направление всех резервов на север — к тылам противника, хотя Жоффр неоднократно ему это срывал. Теперь, с устранением Галлиени, наступление приобрело чисто фронтальный характер, позволив германцам передохнуть, перегруппировать свои силы и прочно укрепиться на рубеже реки Эн. Только тогда (17 сентября) Жоффр сообразил, что, пожалуй, следует сосредоточить по железной дороге свежую группу войск за германским флангом для проведения нового маневра охвата. В результате операции, называемой «бег к морю», французы всегда оказывались «или слабее на один корпус, или опоздавшими на сутки» — пока позиционный фронт не вытянулся наконец до самого моря.

Но это было не единственным просчетом, не позволившим использовать временный беспорядок и нерешительность, господствовавшие за линией немецкого фронта. Печальный приговор генерала Эдмонда, официального английского историка, гласит:

«Если бы часть 14 британских территориальных дивизий и часть 14 конных бригад вместе с 6-й дивизией, все еще остававшейся в Англии, высадились на побережье канала и ударили по коммуникациям и тылу германцев, мог быть достигнут решающий тактический успех, и война была бы закончена».

Но как раз эта возможность при достижении рубежа реки Эн оказалась упущена. Даже официальная история отмечает, что «Перспективы прорыва никогда не были более яркими», нежели утром 13-го. Благодаря немецкой небрежности и инициативе различных младших командиров, пересечь реку удалось на обоих флангах. Но «ни в одном из донесений, поступивших генералу Хейгу, не был отмечен разрыв, образовавшийся между немецкими Первой и Второй армиями начиная с битвы на Марне…» Темп был потерян вследствие «нежелания Верховного командования оценить ситуацию». На 13 сентября «дивизии имели довольно осторожное и неторопливое продвижение», а «в указаниях главной квартиры не имелось вообще никакого намека на важность фактора времени».

«К вечеру 13 сентября ситуация полностью изменилась. Немецкие подкрепления, как было известно, уже прибыли, и на следующий день следовало ожидать резкого усиления сопротивления противника; однако указания Главной квартиры опять повторяли старую формулу, что „армия продолжит преследование“». «Не было никакого плана, никакой цели, не предусмотрено никаких мер для взаимодействия, когда дивизии вошли в сражение». А за их остановкой последовала кристаллизация фронта и позиционный тупик.

Но еще большая возможность была упущена Френчем восточнее: при достижении реки Эн кавалерийский корпус Конно и группа резервных дивизий оказались прямо напротив десятимильного разрыва в немецком фронте. Форсировав реку, конница продвинулась на 13 миль к северу от Суассона — но «ввиду опасности» была остановлена и «получила приказ отступить к мостам». Эта бессмысленная предосторожность лишила кавалерию последней возможности проявить себя — такая возможность никогда уже больше не появится на Западном фронте. А ведь под Суассоном кавалерийский корпус Конно оказался в 15 милях к северу от отступающего фланга немецкой Второй армии и в 40 милях позади позиций Третьей армии. «Нужно было только переместиться в восточном направлении через расположение противника и перехватить его коммуникации, чтобы обеспечить как минимум тревогу и беспорядок в его тылу».

Часто задавался вопрос, удалось ли бы избежать застоя позиционной войны, если бы Франция обладала Наполеоном? Хотя безграничная оборонительная мощь современного оружия и неповоротливость массовых армий 1914 года склоняют чашу весов скорее не в пользу подвижности и решительности маневра, однако пример вмешательства Галлиени говорит о другом. В 1914–1918 годах на Западном фронте Галлиени не только проявил одну из сторон чисто наполеоновской coup d’oeil. Его интуиция, смелость его маневра и его быстрота принятия решений столь резко отличали его от прочих французских, британских и германских командиров, что невольно приходишь к выводу — пожалуй, при помощи маневра в самом деле можно было вырвать решение из цепких лап позиционной войны раньше, чем военным профессионалам удалось бы затереть талантливого художника. Гипотеза эта подкрепляется тем фактом, что влияние Галлиени проводилось в самых неблагоприятных условиях.

Защита крепости всегда скована рядом правил и ограничений, которые предписывают чисто оборонительные действия и даже дают право коменданту крепости отказывать в поддержке полевым армиям, сужая его горизонт до непосредственной ответственности за свою крепость. Можно считать исключительно насмешкой судьбы, что главнокомандующий полевыми армиями пользовался старыми методами действий осадной войны — а комендант крепости наметил и организовал самый решительный маневр за всю войну. Если рассматривать войну как карточную игру, то Галлиени был важнейшим козырем Жоффра, тем самым джокером, который может изменить весь ход сражения. Позднее сам Галлиени полуиронически, полуогорченно заявил: