История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1) - [129]

— Как у вас там понравилась эта статья, Мик? — спросил Морган. — Уж если капитан возьмемся за дело — держись! Эту статью он написал за два часа в… ну, ты сам знаешь где, а мальчишка сидел тут же и ждал.

— Наш хозяин считает, что публике плевать на эти газетные свары, и он велел доктору больше не отвечать, — сказал Мик. — Они об этом при мне совещались. Доктор-то был не прочь дать сдачи — это, моя, легче легкого, и с материалом знакомиться не нужно, — но хозяин говорит: нет, хватит.

— Мало нынче ценят высокий слог, Мик, — сказал Морган.

— Правда твоя, Морган, — сказал Мик. — Помнишь, когда доктор сотрудничал в "Фениксе" — вот это было красноречие! Как они с Конди Руни изо дня в день палили друг в друга!

— И не только словами, а и порохом, — подхватил Морган. — Ведь доктор два раза дрался на дуэли, а Конда Руни подстрелил-таки одного противника.

— Они говорят про доктора Война и капитана Шендона, — пояснил Уорингтон. — Это два ирландца, они ведут полемику между "Зарей" и "Днем". Доктор Войн выступает за протестантов, а капитан Шендон — за либералов. Несмотря на свои газетные споры, они, сколько я знаю, близкие друзья. И хоть они вечно возмущаются тем, что англичане поносят их родину, сами они могут так обругать ее в одной статье, как нам и в десяти томах не суметь… Здорово, Дулан, как живете?

— Вашими молитвами, мистер Уорингтон… мистер Пенденннс! Счастлив иметь честь снова с вами встретиться. Ночное путешествие на империале "Поспешающего" было одним из приятнейших в моей жизни, благодаря вашей живой и любезной беседе. Сколько раз я вспоминал эту прелестную ночь, сэр, и рассказывал о ней миссис Дулан! Я потом неоднократно встречал здесь вашего интересного друга мистера Фокера. Он частенько бывает в этой ресторации, и она того стоит. В пору нашего знакомства, мистер Пенденнис, я писал в еженедельнике "Том и Джерри"; теперь же имею честь состоять помощником редактора в "Заре", одной из лучших по слогу газет Британской империи. — И он чуть заметно поклонился Уорингтону.

Речь его текла размеренно и елейно, учтивость была чисто восточная, тон в разговоре с обоими англичанами совсем иной, чем с товарищем.

— Какого черта он подлещивается? — проворчал Уорингтон с презрительной усмешкой, которую даже не пытался скрыть. — Ба, а это еще кто идет, не Арчер ли? Сегодня здесь собрался весь Парнас. Будет потеха. Ну как, Арчер, кончилось заседание в палате?

— Я не был в палате. Я был там, — произнес Арчер с таинственным видом, — где мое присутствие требовалось. Дайте-ка мне поужинать, Джон, чего-нибудь существенного. Ненавижу вельмож, которые не кормят. Будь это Эпсли-Хаус, другое было бы дело. Герцог знает мои вкусы, он всегда говорит своему мажордому: "Мартин, сегодня вечером я жду мистера Арчера. Позаботьтесь, чтобы мне в кабинет подали холодный ростбиф, чуть не дожаренный, и бутылку светлого эля, и хереса". Сам герцог не ужинает, но он любит угостить и знает, что обедаю я рано. Человек не может питаться воздухом, черт побери.

— Разрешите представить вам моего друга мистера Пенденниса, торжественно проговорил Уорингтон. — Пен, познакомься, это мистер Арчер, ты о нем много слышал. А вы, Арчер, должны быть знакомы с майором, его дядей, вы ведь со всеми знакомы.

— Третьего дня обедал с ним в Гонт-Хаусе, — отвечал Арчер, — Нас было четверо: французский посланник, Стайн и мы двое, простые смертные.

— Но дядюшка сейчас в Шотл… — начал Пен, однако Уорингтон под столом наступил ему на ногу, и он осекся.

— По тому же самому делу я и был сейчас во дворце, — продолжал Арчер как ни в чем не бывало. — Меня заставили четыре часа прождать в приемной. Даже почитать было нечего, кроме вчерашней "Таймс", которую я знал наизусть, — там три передовые статьи мною написаны. И хоть в приемную четыре раза заглядывал лорд-канцлер и один раз у него в руках была королевская чашка с блюдцем, — так что вы думаете? — он даже не догадался предложить мне чашку чаю.

— В самом деле? Что же там еще стряслось? — спросил Уорингтон и добавил, обращаясь к Пену: — Ты ведь знаешь, когда при дворе что-нибудь неладно, они всегда вызывают Арчера.

— Да, что-то неладно, — сказал мистер Арчер. — И раз эта история завтра все равно станет всеобщим достоянием, могу, пожалуй, рассказать. На последних скачках в Шантильи, когда я скакал на Брайан-Бору, лошади моего давнишнего друга герцога Сен-Клу, старый король мне сказал: "Арчер, я не спокоен насчет Сен-Клу. Я устроил его брак с принцессой Мари-Кюнегонд; от этого зависит мир в Европе: ведь если брак не состоится, Россия объявит войну. А этот болван так увлекся мадам Массена, супругой маршала, что и слышать не хочет о женитьбе". Ну так вот, сэр, я поговорил с Сен-Клу, и поскольку я привел его в хорошее расположение тем, что его лошадь победила на скачках, да еще принесла ему малую толику денег, он мне сказал: "Арчер, передайте папаше, что я подумаю".

— А как по-французски "папаша"? — спросил Пен, считавший себя знатоком этого языка.

— О, мы с ним всегда говорим по-английски… Я его обучил, когда мы еще были мальчишками, после того как он в Туикнеме свалился в воду и я спас ему жизнь. Никогда не забуду, какое лицо было у королевы, когда я вытащил его на берег. Она подарила мне вот этот перстень с брильянтом и до сего дня зовет меня Чарльзом.