История отравлений - [88]

Стигматизация ядом

Предъявление другой державе обвинения в употреблении яда носило в XIII–XVI вв. скандальный характер и преследовало одновременно две цели. Практическая состояла в том, чтобы возбудить или возобновить конфликт. В 1254 г. папство обвинило Конрада IV в отравлении его юного брата Генриха, для того чтобы спровоцировать вмешательство родственника жертвы Ричарда Корнуоллского, которому Папа собирался передать Сицилийское королевство. Матье Пари, хронист бенедектинского монастыря в Сент-Элбане, сообщал, что в 1255 г. англичане (совершенно против истины) обвинили шотландских баронов, будто те отравили медика английского двора, приехавшего из Эдинбурга осмотреть дочь английских государей. Матье Пари писал, что свою роль в этом деле сыграло, по-видимому, искушение найти повод к войне с северным соседом.

В то же время существовала вторая цель подобных обвинений. Она состояла в диффамации врага, которому приписывали действия, недостойные христианского монарха. Судя по тому, что те, кого это касалось, изо всех сил старались оправдаться, прием действовал эффективно. В 1521 ив 1523 гг. немцы распространяли слухи, будто король Венгрии отравлен по наущению Светлейшей республики. Посланники «совершенно невинной» Венеции немедленно бросились их опровергать. В 1564 и в 1568 г. венецианские послы в Риме и в Испании снова получили распоряжения категорически отвергать подобные толки.

Особенно интенсивные пропагандистские кампании такого рода велись в момент противостояния Фридриха II и Рима. Коль скоро император и его наследники хорошо соответствовали стереотипному образу отравителя, наилучший способ подрыва их авторитета Папа видел в инкриминировании им использования яда. Во-первых, они представлялись тиранами, во-вторых, все знали об их связях с мусульманами, контакты с которыми на Сицилии и за морем развращающе действовали на добрых христиан. Штауфены интересовались оккультными науками и могли, кроме того, обращаться за услугами к хранителям опасных тайн природы. Впервые Фридриха II обвинили 1227 г., после смерти в' Бриндизи ландграфа Тюрингии Людвига IV. Скорее всего, ландграф стал жертвой той самой эпидемии, на которую ссылался император, откладывая поход на Святую землю. Людвиг умер в жестокой лихорадке, и уже на следующий день Папа распустил слух об отравлении, а императору пришлось отвечать на папские обвинения. Спустя двенадцать лет понтифик выпустил энциклику, где снова утверждал, что германский принц умер от яда и что крестоносца отравил Фридрих. При этом риторика текста была такова, будто Папе трудно поверить обличениям, о которых кричали все вокруг. В 1245 г. во время Лионского собора, решавшего вопрос о низложении императора, сторонник Рима клеймил «змеиную» природу монарха, который, как аспид, жалит свою мать-кормилицу Церковь. Затем он переходил к конкретным делам и разоблачал отравления жен Фридриха II, погибших в результате смертоносных действий какого-то повара. Император, со своей стороны отвергая «ядовитые инсинуации» Папы, пользовался метафорой отравления. Однако слухи делали свое дело, и Матье Пари заключал, что все эти обвинения не имели другой цели, кроме возбуждения ненависти к императору.

Потомки Фридриха II Штауфена, у которых папство желало отнять Сицилию, также находились под обстрелом римской пропаганды. На Конрада наговаривали так много, что наследнику пришлось в феврале 1255 г. послать прокурора в Рим, дабы категорически отвергнуть враждебные измышления. В связи с этим он говорил, что мог бы с презрением пренебречь зловредной ложью, если бы в нее не верил простой народ.

Система работала и в противоположном направлении. Фридрих II, как в свое время его предшественник Генрих IV, тоже обвинял Церковь в применении яда. В 1249 г. он сообщил всем европейским государям, что на него совершено покушение, чем нанес серьезный урон репутации папства. В разосланном послании Штауфен выспренно нападал на Святой престол, разоблачая ужасающее злодейство. Документ, призванный продемонстрировать, что подобное преступление невозможно сохранить в тайне, начинался следующими словами: «Узнайте, могучие в веках, о великом коварстве, что неведомо прежним векам». Слова подбирались очень тщательно, для того чтобы поразить публику. Говорилось, например, что Папа распространяет veneficium вместо beneficium (благодать), которой ждут от доброго пастыря. Поступки Папы объяснялись жаждой всеобъемлющей власти, несовместимой с могуществом императора, которому наносился огромный ущерб. Таким образом, обвиняя Папу в отравлении, императорская пропаганда стремилась противостоять попыткам Святого престола монополизировать светскую власть. В 1252 г. Конрад заболел и ответственность за свою болезнь возложил на римскую власть, снова задев ее репутацию. Матье Пари высказывал пожелание, чтобы эти утверждения не оказались правдой, демонстрируя опасение, что они имеют под собой основания. Как бы то ни было, хорошо видно, что подобные рассуждения входили в пропагандистский арсенал гибеллинов.

Взаимоотношения Рима с Французским королевством не отличались такой конфликтностью, однако Александра VI тревожила итальянская политика Карла VIII. Папу немедленно стали подозревать в желании помешать замыслам французов. И здесь в политическую игру входило обвинение в отравлении, которое отошло на второй план, когда обстоятельства переменились. Маленькая брошюрка конца XV в., приписанная распорядителю замка в Остии Мено д'Агеру, обвиняла Папу в стремлении умертвить солдат армии Карла VIII, стоявшей гарнизоном в Остии. В острой сатирической манере там говорилось о «смертоносных вещах, более постыдных и отвратительных, чем меч, несравнимых с другими способами убийства, таких, что не допускаются гражданским и церковным правом». По этому случаю вновь всплыло старое определение отравления как