История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек - [13]

На следующий день, вечером, после работы, тетя Маня снова зашла к ним. Ее почему-то встревожил Надин приятель.

— Вот что, Надежда, ты вчера гудела на меня, а я тебе еще раз повторяю! Парень этот никудышный, никчемный. Добра от него не жди. Мотается, нигде не учится, не работает. Тетка его, Ячменева Таня, с ног сбилась, пристраивая везде. И к нам на «Фрезер» его пихали с милицией, да не задержался. Там работать надобно, а он на это непривычен. Целыми днями на барахолке — околачивается. Гоже это, такому лбу-то?

— Вам бы только человека оговорить, — не выдержала Надя. Слова тети Мани резали по больному месту своей правдой, от того и обидно, что возразить-то нечего.

— Пустой, пустой парень, охламон — одно слово. Нечего говорить, смотри сама, потом не пеняй: «Не знала!» Я тебя предупредила!

Мать всхлипнула:

— Война проклятая, всех ребят хороших подобрала, — Надя пулей выскочила из дому.

— Начинается! Опять заголосили! Уж лучше у художника, огород прополоть или полы вымыть.

Дины Васильевны дома не оказалось. Открыла Нюра — больная старая женщина.

— А хозяйка в Москве, скоро приедет, ты заходи, — предложила Нюра.

— Лучше я чего-нибудь поделаю пока.

— Дело найдется, были бы руки.

Нюре, ворчливой и недоверчивой, нравилась эта трудолюбивая девушка, не гнушавшаяся никакой работы. То, что Надя пела, — это второстепенно. Главное человеку — трудовые руки, — считала Нюра.

— На вот тебе бидон, да сходи-ка к Климовым, она в эту пору корову доит.

Хозяйка Климова еще гремела пустым подойником в сарае, а уже у дверей толпились желающие. Одна корова на весь поселок, где уж тут прохлаждаться, нужно вовремя успеть.

— Вот умница! — сказала Дина Васильевна, встречая ее в дверях. — У меня тоже сюрприз для тебя. Послезавтра едем в Большой театр. Будем слушать «Кармен» с Верочкой Давыдовой. Получишь истинное наслаждение. Волшебная музыка. А певица! И голос, и собой-то как хороша. Между прочим, кажется, последний спектакль в сезоне.

Надя единственный раз в жизни была в театре со своим классом, перед самой войной. Смотрели они тогда в Детском театре спектакль «В старой Англии». Помнила, что какого-то старика было жалко до слез, и она украдкой утирала глаза и нос рукавом, платок, как всегда, был потерян. Большой театр она видела только снаружи, и казался он ей похожим на древнегреческие храмы, как на картинках в учебнике истории, где обитали Боги, и был он недоступен и недосягаем, как всякая обитель Богов, как восьмое чудо света.

Сашок, узнав, что Надя едет в Большой театр, в знак презрения далеко сплюнул окурок.

— Чего хорошего в опере? Поют, поют, а чего поют — не пойми не разбери. Нудянка одна! Вот до войны я…

Но Надя его не слушала, она знала, что Сашок завидует ей, и понятно. Кто же не позавидует? Любой! А что Сашок видел? Что знает? Ничегошеньки!

— Ладно! Лады! Значит, завтра вас, королева, не ждать!

Кто впервые посетил Большой театр, тот, не забудет чувство восхищения, которое испытывает каждый сподобившийся посетитель. Во всяком случае, такое чувство испытывала Надя и была бы глубоко поражена, когда б нашлись думающие иначе.

Поздним вечером возвращалась она в полупустой электричке. Дина Васильевна решила остаться ночевать в московской квартире, чтоб не пришлось провожать ее, а тогда было бы Наде совсем поздно и страшно возвращаться домой. Уставившись в черные проемы окна невидящим взглядом, Надя еще раз вернулась в ложу Большого театра. Как же это все было? Вот они вошли и уселись на свои места в ложе, совсем рядом со сценой. Публика все прибывала потоками из дверей. Были очень нарядные в первых рядах и в ложах. Были и попроще. Атмосфера приподнятости и праздничности царила в зале. Дина Васильевна придирчиво осмотрела Надино платье и шепотом приказала ей:

— Сними сейчас же эти мерзкие бусы!

И пока Надя поспешно стаскивала с себя слегка облезлый жемчуг, добавила:

— Запомни раз и навсегда! Никогда не носи фальшивых драгоценностей, это очень дурной вкус. Она хотела добавить еще что-то воспитательное, но в этот момент гигантская люстра, окруженная хороводом Богинь невиданной красоты, начала меркнуть и погасла совсем. Чарующие звуки, такие знакомые и столько раз слышанные по радио, полились из оркестра и заполнили весь зал. Занавес плавно поплыл, и началось волшебство.

Кто же эти счастливые смертные, отмеченные небом, кому выпало счастье петь на этой сцене? Кто эта Кармен, чудо из чудес? Как она движется по сцене, как танцует, легко и свободно! «Убей или дай пройти!» — бросает Кармен, и сейчас, в полутьме вагона Надя чувствует, как мурашки холодными лапками бегут по ней. Дина Васильевна сказала, что в будущем партию Кармен она тоже сможет петь. Возможно ль это?! Замечтавшись, она чуть было не проехала свою Малаховку и спрыгнула на платформу, когда электричка уже тронулась. Не больше двух-трех человек сошли вместе с ней. Станция в этот час уже пустынна, и Надя была неприятно поражена, что ее поклонник не удосужился ее встретить. Идти было недалеко, и она вихрем домчалась до дому. Мать еще не спала, на столе шипел самовар, и тетя Маня, красная, от выпитого чая, с лицом, обсыпанным бисеринками пота, возбужденно толковала Зинаиде Федоровне: