История одной истерии - [17]

— Но… Я хотел бы навести кое-какие справки… — осторожно начал он, но вдруг хитро сощурился. — Впрочем, кажется, я понимаю, о чем вы говорите.

Он раскрыл верхний ящик стола и заглянул туда с таким видом, будто там находилась кнопка вызова охраны на случай неадекватного поведения посетителей. Мне сделалось стыдно, и я уже хотела было рассказать про детектива Собаневского и извиниться, но тут в кабинет вошла Настасья с чаем.

— Катюш, я посижу в приемной, полистаю журналы, ага? — невинно спросила она.

Подозрительное отсутствие любопытства сестрицы меня слегка насторожило. По идее, наш разговор с Шумиловым должен был вызывать у нее дикий интерес.

— Пока вы говорили, к нам пришла моя племянница, — пояснил Шумилов, кивая на монитор, отображающий пространство перед подъездом. — Наверное, ваша, гм, ассистентка хочет с ней побеседовать.

Понятно. Настасья выбрала замечательное время для заведения новых подружек! Впрочем, тем лучше. Не будет мешать при разговоре. Хотя, собственно, чему тут уже можно помешать? Все и так безнадежно испорчено.

— Давайте начистоту, — решительно произнес Шумилов спустя миг. — Вы упомянули в разговоре Петровича и «Музей литератора». Почему? Откуда вы могли узнать про этот музей? — тоном разоблачителя поинтересовался Шумилов.

— Мы прятались там от дождя. — Я искренне не понимала, чего от меня хотят. — А вы что подумали?

— Прятались от дождя?! — недоверчиво прищурившись, прошептал Шумилов. — То есть вы знакомы с Хомутовым и зашли к нему, когда начался дождь. А там как раз находился этот детина, да?

— Нет! — растерялась я. — Детина пришел позже. Когда начался дождь, мы с сестрой зашли в подъезд, наткнулись на музейную вывеску и решили исследовать экспозицию. А Хомутова я не знаю. В глаза никогда не видела. Разговаривала только с работником его музея.

— Маленький, темноволосый. Бесконечно галантен. Глаза чуть на выкате, темные.

— Точно.

— Это Хомутов. — Шумилов вдруг перестал подозрительно щуриться и, издав странное «б-р-р», замотал головой так, будто пытался избавиться от какого-то наваждения. — До чего же странно все складывается. Этот тип действительно устроил у себя дома музей самого себя? Еще вчера, когда я заходил к нему, никакой вывески на подъезде не было.

— Он сумасшедший? — поинтересовалась я.

— Нет. Просто шутник. Талантливый писатель и талантливый шутник. Правда, не для широкой публики. Отсюда масса материальных проблем и клоунада, иллюстрирующая попытки разрешить их. Значит, вы утверждаете, что попали к Хомутову случайно, а к исчезновению Ларисы с Аллой никакого отношения не имеете?

— Как не имею? — растерялась я. — Именно из-за этого исчезновения я к вам и пришла. От вас зависит, буду я в деле или нет.

— И при этом, — лицо Шумилова стало неожиданно серьезным, — вы ничего не говорите мне откровенно и отказываетесь объясниться со мной по поводу глухонемого?

В голосе собеседника теперь слышалась едва сдерживаемая ярость. Ну вот! Я, конечно, знаю, что умею выводить из себя даже самых спокойных людей. Но чтобы так быстро и незаметно для самой себя… Это рекорд.

Изо всех сил я старалась не выдать возникшего у меня по этому поводу расстройства, отчего ответ мой снова прозвучал резко и самоуверенно.

— Ну почему же отказываюсь? — чеканя слова, проговорила я. — Всему свое время. Сейчас я хотела бы получить ваше согласие на мое…

— Верните девочек, — шепотом перебил собеседник, глядя прямо мне в глаза.

Несколько секунд я осмысливала услышанное. Потом осознала, что фактически это моя победа. Данный призыв — практически и есть согласие на мое участие в деле. Призыв приступить к расследованию прозвучал.

— Верну, — подчиняясь установившемуся ритму беседы, лаконично ответила я. Потом уточнила: — То есть, опять же, все от вас зависит.

— Сколько? — все еще не сводя с меня глаз, спросил Шумилов.

— Двоих. А скольких надо? — Я запнулась, наткнувшись на почти физически ощутимые потоки гнева, исходящие от издателя. Кажется, он спрашивал не о количестве девочек, которых я обязалась найти. — А-а… Вы о деньгах? Пока не знаю. Все зависит от затратности мероприятий. Получу наконец от вас и других свидетелей полную картину происшедшего, составлю план и тогда смогу назвать сумму.

Шумилов перестал сверлить во мне дырку глазами и покосился на телефон, который, судя по подсветке экрана, давно разрывался от всевозможных звонков и сообщений.

— Довольно интересный метод финансирования, — спокойным тоном произнес он. — Что ж, если вы все-таки назовете мне цифру, на которую я должен буду рассчитывать, и если она меня устроит… то будем, гм, сотрудничать. Я правильно назвал наше возможное взаимодействие?

Я кивнула, не вполне понимая суть его вопроса.

— Да. И мне сразу хотелось бы поговорить о вашей дочери, — я наконец перешла к делу. — Вы знаете, что сегодня она ушла из театра? Сказала Зинаиде Максимовне, что боится и не станет больше приходить на репетиции.

Шумилов вдруг тяжело вздохнул и, издав странное лошадиное «б-р-р», приложил ладонь ко лбу.

— Ничего не понимаю, — в конце концов соизволил высказаться он. — Ни в вас, ни в Ксении, ни в Зинаиде.

— Не расстраивайтесь, — решила подбодрить я собеседника, — все мужчины ничего не понимают в женщинах. И прекрасно себя при этом чувствуют.