История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха - [38]

Эта ужасающая моральная несостоятельность руководства всех антинацистских партий — важнейшая черта «революции» марта 1933 года. Эта несостоятельность сделала победу нацистов невероятно легкой. Конечно, такая легкость ставит под сомнение ценность и долговременность победы. Свастика внедрилась в немецкую массу, которая оказалась не сопротивляющейся, но потому и формообразующей, субстанцией, а бесформенным, вязким, кашеобразным тестом. Придет день — и тесто так же легко и без сопротивления примет любую другую форму. «А стоит ли вообще лепить что-либо из этого теста?» — после марта 1933 года ответа на этот вопрос нет. Проявившаяся тогда моральная, субстанциональная слабость Германии столь велика, что история рано или поздно эту слабость оценит по заслугам.

У других народов любая другая революция, какие бы кровопотери и какую бы временную слабость она ни вызвала, в конце концов приводила к невиданному увеличению моральной энергии противоборствующих сторон и тем самым — к колоссальному укреплению нации, если иметь в виду длительные исторические периоды. Достаточно вспомнить случаи героизма, мужества, презрения к смерти и человеческого величия, которые проявили якобинцы и роялисты в революционной Франции; франкисты и республиканцы в современной Испании! Притом, конечно, что были там и дикий разгул, и жестокость, и насилие. Каким бы ни был исход революции, храбрость, с которой велись сражения за этот исход, остается неистощимым источником сил. У нынешних немцев там, где должен был возникнуть этот источник, живет только память о позоре, трусости и слабости. Несомненно, однажды это приведет к очень тяжелым последствиям; очень возможно, что результатом будет распад немецкой нации вместе с ее государственностью.

Третий рейх родился из предательства его врагов; из чувства слабости, беспомощности и отвращения, которое это предательство вызвало. Пятого марта 1933 года нацисты были еще в меньшинстве. Но если бы три недели спустя проводились новые выборы, нацисты наверняка набрали бы большинство голосов. Причиной тому — не только террор, не только бесконечные праздники (хотя немцы с великой радостью опьяняются патриотическими торжествами). Решающую роль сыграло то, что ярость и отвращение к собственным трусливым вождям-предателям в тот исторический момент оказались сильнее ярости и ненависти по отношению к настоящему врагу. В течение марта 1933 года в нацистскую парило вступали сотнями тысяч. Вступали те, кто до сих пор противостоял нацистам. Их называли «павшие в марте»[148]. К ним с недоверием и презрением относились сами нацисты. Сотнями тысяч переходили к нацистам прежде всего рабочие из социал-демократических и коммунистических организаций, они вступали в нацистские «ячейки на предприятиях» или в SA. Причины, по которым они это делали, разнообразны, зачастую то был целый клубок причин. Но как бы долго и тщательно мы его ни распутывали, не удалось бы найти одну-единственную, несомненную, четкую и рациональную причину. Этот процесс в каждом отдельном случае носил явные признаки нервного срыва. Самой простой и, если покопаться, почти у всех самой глубокой причиной был страх. Избивать, чтобы не быть избитым. Затем: мутное опьянение, опьянение единством, магнетизм массы. Далее, у многих было также отвращение и жажда мести по отношению к вождям и руководителям, бросившим своих партийцев на произвол судьбы и нацистов. И, наконец, странное типично немецкое рассуждение: «Все предсказания противников нацистов не сбылись. Они утверждали, что нацисты не победят, но они победили. Противники нацизма не правы. Значит, правы нацисты». К этому добавлялась (в основном у интеллектуалов) вера в то, что удастся изменить лицо нацистской партии и скорректировать ее деятельность, коль скоро сам ты в эту партию вступил. Разумеется, было и самое обыкновенное приспособленчество, примитивное карьерное шкурничество. У самых простых людей, примитивных, привыкших все воспринимать вместе с массой, переход в другой лагерь разыгрывался так, как он происходил в первобытные мифологические времена, когда побежденное племя с презрением отвергало не оправдавшего их надежд идола и выбирало своим патроном и покровителем бога победившего вражеского племени. Святой Маркс, в которого верили, которому верили, не помог. Святой Гитлер оказался сильнее. Разобьем образы святого Маркса над алтарями, поместим на их место святого Гитлера. Выучим новую молитву: во всем виноваты евреи, вместо прежней: во всем виноват капитализм. Глядишь, она и даст нам избавление…

Это, как видно, процесс не такой уж неестественный, он не выходит за рамки нормального функционирования психики и почти полностью все объясняет. И тем не менее кое-что остается необъяснимым — полное отсутствие как в нации, так и в человеке того, что зовется «породой»: отсутствие твердого, неподвластного никакому давлению извне ядра, отсутствие благородной твердости, внутренних, мобилизующихся как раз в час испытаний резервов гордости, убеждений, веры в себя, в свое достоинство. Всего этого у немцев нет. Немцы как нация ненадежны, мягки, лишены костяка. Март 1933 года это доказал. В момент вызова, когда у народов, обладающих крепким костяком, словно по заранее заключенному всеобщему соглашению, рождается спонтанный подъем, в Германии, тоже словно по всеобщему соглашению, наступили растерянность, расслабленность, полная сдача и капитуляция — коротко говоря, нервный срыв.