История одного лагеря (Вятлаг) - [27]
Здесь же, в Бресте, однажды среди бела дня вели колонну (то ли власовцев, то ли казаков) из тюрьмы на вокзал – в особом "оформлении": по всей длине колонны и поперек нее протянуты цепи, проходившие через наручники всех конвоируемых, то есть каждый узник шел как бы со всех сторон окруженный цепью. Улица от тюрьмы до вокзала прямая, охранников вокруг колонны больше, чем зэков, да еще десяток овчарок с ними… К чему такая "демонстрация силы" НКВД? Кого хотели этим устрашить?.. При выходе на главную улицу колонна запела какую-то песню. Что за песня? – никогда ни до, ни после ее не слыхал… Ни крики конвоя, ни стрельба вверх не смогли заглушить эту песню, и пели ее узники на всем пути – "от и до"… Что это были за люди – не знаю, но по их одежде можно было понять, что отнюдь не "простые сошки". В лагерной России для всех нашлось место – и для "винтиков" и для "винтов". Каторжная Русь – она ведь необъятная, и бараков в ней хватало (и хватит) с избытком…"
Сотнями тысяч "пошли" после войны в лагеря и так называемые "повторники", то есть люди, уже когда-либо отсидевшие: как правило, это были политзаключенные – "контрики", "58-я статья". Их направляли на отдельные или специальные лагпункты с более строгим режимом и до предела (даже по гулаговским меркам) ограничивали в правах. Отбывших свой "срок наказания" либо оставляли в тех же самых лагерях "до особого распоряжения", либо отправляли в ссылку в "места, еще более отдаленные", – в Сибирь и на Крайний Север. Таким нехитрым способом, по замыслу властей, предполагалось (в том числе – репрессиями за "контрреволюционные преступления") обеспечить максимально полную изоляцию "инакомыслящих" или даже склонных к "инакомыслию" от общественной и политической жизни страны.
Между тем уголовники в лагерях совершенно обнаглели, особенно – после Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года об отмене смертной казни. В зонах начался настоящий уголовный террор, породивший свирепые междоусобицы между воровскими группировками разных "мастей". Государство же своими мерами (излюбленная из них – Указы Президиума Верховного Совета) загоняло под стражу все новые и новые сотни тысяч людей. Два совершенно беспрецедентных таких Указа от 4 июня 1947 года: "Об усилении уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества" и "Об усилении уголовной ответственности за хищение личного имущества граждан" – дали ГУЛАГу пополнение и "задел контингента" на много лет вперед.
В разоренной и нищей стране, где государство присвоило себе все, – эти Указы означали тотальный террор против всех работающих граждан. Даже репрессии 1936-1938 годов дали меньше заключенных лагерной империи, чем два названных Указа. Отметим, что осуждавшиеся в соответствии с ними люди проходили по гулаговской статистике как уголовники (то есть – не политзаключенные), хотя, подобно осужденным по Закону "о колосках" 1932 года (печально известные "семь восьмых"), а также по другим столь же варварским "законодательным актам", на самом деле конечно же "уголовным элементом" не являлись. Власть изощренно "изобретала" новые категории зеков с той целью, чтобы ГУЛАГ "не безлюдел".
Бывший заключенный П.Л. так рассуждает по этому поводу:
"Проследив историю существования советских тюрем и лагерей, четко прослеживается цепочка, состоящая из "контриков", "белых", "нэпманов", "кулаков", "подкулачников", "врагов народа", "изменников", "власовцев", узников 1947-го и 1949-го годов и т.д. Все эти "разряды" соответствуют определенному периоду 70-летней каторги советского народа. Каждый период отличался своим "пиком" и спадом, но есть (только один) "безволновый" – это период после Указа 1947 года. Он является "ведущим" среди всех остальных. Даже репрессии 1930-1934 годов – ничто по сравнению с послевоенными Указами о хищении социалистической собственности (обратите внимание – "хищение", а не "воровство"). Если всех, упрятанных в ГУЛАГ за "хищения", назвать ворами, то поистине окажется, что Россия – страна воров, несунов, хапуг. А кто же, спрашивается, подготовил почву для такого "расцвета" воровства? К примеру, у меня случайно разбилось стекло в квартире – где его взять? Нигде в округе оно не продается – что делать? Тут два варианта: или выставить стекло у соседа, или (что более приемлемо) – идти на стройку (а в поселке всегда что-нибудь да строится) и просить стекольщика (либо сторожа) украсть и отдать кусок стекла за бутылку-две (в зависимости от размера). Тот крадет, несет и "магарыч" берет… А в результате – мы оба можем попасть на лагерные нары."
Ужесточающие карательный режим меры властей "сыпались, как из рога изобилия". С 17 апреля 1943 года, например, в стране (опять-таки Указом Президиума Верховного Совета) введена каторга в "отношении немецко-фашистских злодеев, шпионов, изменников Родины". Режим для этой категории лагнаселения устанавливался гораздо более суровый: усиливался надзор, на час удлинялся рабочий день, сокращался один выходной день в месяц. Основная часть каторжан – политзаключенные: на 1 сентября 1945 года их на каторге 57.000 человек, а уголовников – лишь 3.000 человек. Более 21.000 каторжников – инвалиды и "слабосилка", годные лишь к легкому труду. Для сравнения: в 1916 году на "царской" каторге в России значилось 28.600 человек.
Книга доктора исторических наук, профессора Виктора Бердинских целиком основана на дневниках за 1909 – 1924 годы Нины А – овой, вятской гимназистки, затем петроградской курсистки, затем поэтессы и скромной сотрудницы областной библиотеки. Ее цельная душа наполнена искусством, круг ее интересов – стихи, живопись, музыка. Дневники показывают невероятное богатство сложившейся к 1917 году русской жизни со всеми ее мироощущениями, восприятиями, образом мыслей, отточенной культурой чувств. На их страницах, сохранивших многие детали быта первой четверти XX века, гибким и страстным языком описаны события трагической эпохи.
Книга, основанная на воспоминаниях о жизни, быте, нравах, обычаях, верованиях русского крестьянства, представляет собой попытку нравственно-философского осмысления последствий одного из самых драматичных социальных сдвигов XX века, который принято называть раскрестьяниванием России. Это первая книга по устной истории в России.
Книга доктора исторических наук, профессора Виктора Бердинских, созданная в редком жанре «устной истории», посвящена повседневной жизни русской деревни в первой половине XX века. В ней содержатся сведения о быте, нравах, устройстве семьи, народных праздниках, сохранившихся или возникших после Октябрьской революции. Автор более двадцати пяти лет записывал рассказы крестьян и, таким образом, собрал уникальный материал, зафиксировав взгляд на деревенскую жизнь самих носителей уходящей в небытие русской крестьянской культуры.
Книга доктора исторических наук, профессора Виктора Бердинских, созданная в редком жанре «устной истории», посвящена повседневной жизни русской деревни в XX веке. В ней содержатся уникальные сведения о быте, нравах, устройстве семьи, народных праздниках, сохранившихся или возникших после Октябрьской революции. Автор более двадцати пяти лет записывал рассказы крестьян и, таким образом, собрал уникальный материал, зафиксировав взгляд на деревенскую жизнь самих носителей уходящей в небытие русской крестьянской культуры.
Политическая полиция Российской империи приобрела в обществе и у большинства историков репутацию «реакционно-охранительного» карательного ведомства. В предлагаемой книге это представление подвергается пересмотру. Опираясь на делопроизводственную переписку органов политического сыска за период с 1880 по 1905 гг., автор анализирует трактовки его чинами понятия «либерализм», выявляет три социально-профессиональных типа служащих, отличавшихся идейным обликом, особенностями восприятия либерализма и исходящих от него угроз: сотрудники губернских жандармских управлений, охранных отделений и Департамента полиции.
Монография двух британских историков, предлагаемая вниманию русского читателя, представляет собой первую книгу в многотомной «Истории России» Лонгмана. Авторы задаются вопросом, который волновал историков России, начиная с составителей «Повести временных лет», именно — «откуда есть пошла Руская земля». Отвечая на этот вопрос, авторы, опираясь на новейшие открытия и исследования, пересматривают многие ключевые моменты в начальной истории Руси. Ученые заново оценивают роль норманнов в возникновении политического объединения на территории Восточноевропейской равнины, критикуют киевоцентристскую концепцию русской истории, обосновывают новое понимание так называемого удельного периода, ошибочно, по их мнению, считающегося периодом политического и экономического упадка Древней Руси.
Эмманюэль Ле Руа Ладюри, историк, продолжающий традицию Броделя, дает в этой книге обзор истории различных регионов Франции, рассказывает об их одновременной или поэтапной интеграции, благодаря политике "Старого режима" и режимов, установившихся после Французской революции. Национальному государству во Франции удалось добиться общности, несмотря на различия составляющих ее регионов. В наши дни эта общность иногда начинает колебаться из-за более или менее активных требований национального самоопределения, выдвигаемых периферийными областями: Эльзасом, Лотарингией, Бретанью, Корсикой и др.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Пособие для студентов-заочников 2-го курса исторических факультетов педагогических институтов Рекомендовано Главным управлением высших и средних педагогических учебных заведений Министерства просвещения РСФСР ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ, ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ, Выпуск II. Символ *, используемый для ссылок к тексте, заменен на цифры. Нумерация сносок сквозная. .
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.