История одного имени - [8]

Увидев, что дело принимает такой непредсказуемый оборот, лаборанты во главе с дежурным поспешили ретироваться, им вовсе не улыбалось проходить внеплановую промывку мозгов из-за очередной глупости шефа.

Только Линда невозмутимо стояла за спиной Сигби, когда он рассекречивал файлы ограниченного доступа.

* * *

Последние полгода Лайтмен всё чаще думал о родителях. Если бы они остались в живых? Может, тогда и его жизнь сложилась бы совсем иначе — он не стал бы психом и супергероем… «Психом!» — в мозгу Ланса вдруг произошла немотивированная смена электрического напряжения, и флайер камнем понесся вниз. Лайтмен выровнял его легким усилием воли, но не стал переходить с биоуправления на ручное. Подумаешь, сбился с ритма. Воспоминания о Мутационном центре того стоили… Ему вдруг стало грустно, и он понял, что день был испорчен еще с утра напоминанием о Сигби.

Сигби… Ланс помнил этого дохлого грифа чуть ли не с первой встречи, с той, где ему едва исполнилось 5, и ему пообещали летающую машинку, а подсунули этого напыщенного тупого болвана, не понимающего самых простых, даже для ребенка, вещей. А потом…

В списке ненавистных Лайтмену людей Джон Фаррел Сигби (царство ему подземное) до сегодняшнего дня стоял на первом месте. Да, на первом, хоть Тимоти Шерман, куратор группы, и дышал ему в спину.

Саму встречу с заведующим лабораторией Продуктивных мутаций Лайтмен помнил очень смутно, вернее, он прекрасно помнил, как его посадили в огромное холодное белое кресло, пристегнули к подлокотникам руки, на голову надели большой железный шлем… А вот дальше шли только и исключительно кошмары… Что с ним тогда сделали в Мутационном центре? Этого Ланс не знал. Он не знал даже, сколько проспал после того «научного эксперимента». Но он проснулся, и окружали его уже навсегда лишь стены спецшколы.

Лайтмену было тогда так плохо, мутило и болела голова, что он даже не очень скучал по родителям. Позже ему показали газеты — самолет с ними разбился, и он теперь целиком принадлежал школе СКР, куда брали либо детей исключительно лояльных предков, либо сирот. Вернее, преимущественно сирот.

Лайт прикусил нижнюю губу, привычно теребя ошейник. Может, действительно, развлечься? Минут через 10–15 он будет над Панамским перешейком, а там, поди, полно грязных партизан. Или еще каких-нибудь «красных». «Заодно проведем отвлекающий маневр от собственно цели нашей миссии. Надо бы проверить и камеры — эти кадры пригодятся Лэйрду», — подумал он.

* * *

Лайтмен быстро переодевается, потому что в его парадной куртке все-таки слишком мало оружия….

Пора. Он включает биоискатель — где-то в джунглях прячутся красномордые узкоглазые партизаны, и он обязательно их найдет!

Руки в черных перчатках едва касаются штурвала. Ланс больше надеется на биоуправление, но Лэйрд не знаком с такими сложными штуками, и на деле выходит, будто Лаэйрд ведет флайер как бы под фонограмму.

На всякий случай Лэйрд проверяет комплектность снарядов (Лайтмену это не нужно — он и флайер практически одно целое) — все в норме — ракеты с разноцветными головками лежат, как дыни в лотке торговца — одна к одной. А вот и подходящий объект внизу. О, он, конечно, знает, что это не партизаны, но не видит принципиальной разницы. Тем более для Лэйрда. Лайт замечает деревню аборигенов и пикирует, но в 3-х метрах от земли делает петлю и уходит вверх. Это его коронный номер — 3 метра чуть ли не меньше длины флайера!

Какое несчастье! Одна из камер погибла — флайер догоняет пламя! Это на унавоженной деревенской почве расцветают красные цветы. Лайтмен врубает на полную громкость музыку и делает еще один заход — специально для съемок. Коричневые человечки-палочки резво убегают в джунгли. Ай-ай, какие невезучие палочки. Прямо-таки палочки-цветочки.

Потом Лайтмен отдыхает и, не торопясь, изучает показания компьютера в поисках новых заказов на «горячие экзотические растения». На этот раз ему везет, и он находит плантацию индийской конопли. О! Богоугодное дело! Лэйрд борется с торговцами наркотиками!

Ланс уже развлекался когда-то в Панаме и знает, что вид серебряного флайера-убийцы может распугать его «смуглых друзей», а ему нужны эффектные кадры. Он прячет машину в зарослях и, подкравшись, устраивает маленький фейерверк из скорострельного автомата. Полторы тысячи выстрелов в минуту — вот это темп! Слава богу, не запредельно жарко. Влажность он кое-как переносит, жару — нет.

— Это Черная Молния! — вопят в суеверном страхе туземцы. «Черная Молния» — один из «псевдонимов» Лэйрда. «А еще говорят, что в джунглях мало телевизоров», — веселится Ланс.

— Ангел Смерти!!

«Это уже про меня. Фи, как пошло! Надо бы записать эти крики», — Ланс посылает одну из камер в джунгли за удирающими конопляниками, а сам режиссирует сцену уничтожения наркотика «на корню». Он забыл собрать волосы в хвост, и ветер осторожно заигрывает с ними, опасаясь заглянуть в глаза супергероя — в зеркальные очки, где солнце и кровь.

Но глупые деревенские жители надоели Лансу быстро, тем более что массовых сцен он снял предостаточно. Теперь для развития сюжета нужны настоящие свирепые партизаны. Лайтмен не торопится; он голоден, пальцы его непроизвольно сжимаются на ошейнике. Хороший кусок сырого мяса — вот что ему нужно, — решает Ланс и, установив вокруг флайера силовое поле, исчезает в зарослях. Какая-то мысль, нет, чувство, бьется где-то в подсознании, беспокоит его, но он уже столько раз подвергался процедуре стирания памяти, что привык не обращать внимания на осторожное поскребывание прошлого.