– Что же это? Зачем? На что? Полвека ворота не закрывались, ещё кому на шею обвалятся и прибьют! Ворота имеются в первом дворе, зачем же эти? Но это бока рвать! – говорил Доршак. – Что вам снится? Здесь нет никакой опасности. Зачем смеётесь над собой?
– А чем вам это вредит? – спросил Янаш спокойно.
Видя, что уже тут их не преодолеть, подстароста бросил наполовину тихо какое-то проклятие и пошёл в покои. Вошёл в комнату, хлопая дверями. Жену он уже застал на софе, как всегда. Неохотно с ней разговаривал, в этот раз, однако, со стенами бы вдавался в разговор – так была переполненна грудь.
– Посходили с ума эти люди! – крикнул он. – Этот Сениута должен был им разболтать. Едва мечникова мне головой кивнула, а разговаривать почти не хочет, и сами тут распоряжаются, как в собственном доме. Но я этого не вытерплю.
– Молчал бы, – отозвалась Агафья, – достаточно было твоего правления.
– Это ещё не конец! – прошипел Доршак. – Посмотрим, пусть готовятся как хотят… канальи…
Жена начала смеяться, что наполнило его ещё большим гневом. Он не говорил ничего так, чтобы его можно было понять, боромотал и фыркал, как рассерженный зверь, иногда вытягивая вверх кулак. То снова выглядывал в окно на крутящихся людей, которые, не спрашивая его, переставляли, носили, собирали, ломали одно, строили другое.
Пришёл парубок, бормоча и царапая себе голову.
– Они нас отсюда выгонят, что тут делать! Они тут хозяйничают, как дома.
– Чтоб их черти разорвали! – сказал Доршак. – Пусть всё, что захотят, вывернут вверх ногами. Не долго тут будет их правление. Молчать… понимаешь…
Парубок вышел.
Янаш тем временем был чрезвычайно деятелен, обходил с Никитой все углы и закутки. Когда для путешествующей мечниковой готовили ужин, а для двора крупник с гусём, он с Никитой, словно в лагере стоял перед неприятелем, осматривался и, не тратя времени, вводил военный порядок. Верхний замок, несмотря на заброшенность, самим своим расположением был достаочно оборонительным, противоположную от выхода стену, построенную на скале, омывал пруд, так что приступ отсюда был почти невозможен: справа и слева вода выше не доходила, а особенно с одной стороны было достаточно сухого грунта. С малой горстью, однако, защищаться тут было можно и противостоять любому нападению.
Самой слабой была стена, отделяющая верхний замчик от нижнего. Эту невысокую разбитую стену, на которую было легко взобраться, закрывали старые ворота, слабо держащиеся на петлях, которые едва удалось запереть. Но шипы из них повыпадали, дерево было трухлявое, гнилое, много дыр. Даже маленькой дверки, некогда им принадлежащей и дополняющей их, тут не было. Ту собирались ночью сбить из досок, которые Никита в первом дворе увидел раньше. Там, внизу, хотели оставить, по крайней мере, вещи, а людей до одного стянуть наверх. Никита предложил поставить стражу с другой стороны ворот.
Янаш был уже на обеих башнях, а Никита открыл ему за одной из них тайную дорожку. Под стенами шли наполовину забросанные мусором подземелья, которые, видно, раньше окружали весь замок и имели разные выходы и ответвления. Мечникова с Ядзей и капелланом поели наверху и тихо разговаривали, а Янаша дождаться не могли. Он выполнял свой долг. Только, поставив стражу, дав наставления людям, собрался идти искать себе угол на второй этаж, когда на лестнице увидел мечниковну…
Девушка со свечой в руке смотрела в глубину, ища глазами. Не заметив его сразу, Ядзя крикнула:
– Позвать пана Корчака.
– Панна мечниковна, я тут! – ответил, смеясь, парень.
– А! Хорошо, иди получить нагоняй от матери, ваша милость. Куда же девался! Пошёл и пропал, – она сделала грозную минку, но улабалась ему.
Янаш приблизился и взял её за руку, почтительно целуя.
– Какая панна Ядвига сегодня ужасная, – воскликнул он, – а что же, если я не пойду?
– Иди же, ваша милость, а то у нас командир армии с голоду умрёт! – прервала Ядзя.
– Вольные шутки, – сказал Янаш, вытирая с лица пот, – а тут в самом деле не до шуток. Край как создан для разбойников (он понизил голос), а Доршак как бы предводителем рождён.
– Но край на диво красивый! – воскликнула мечниковна, поднимая глаза вверх. – Пустынный, тихий, кажется, что с небес голос ангела доносится. В душе делается дивно сладко, смотря на эту заброшенную землю, ожидающую руку человека, чтобы жить, словно смотришь на колыбельку, в которой спит улыбающееся дитя.
Они стояли на лестнице, она на несколько ступеней выше, он перед ней, глядя на её покрасневшее личико.
– Да! Да! – воскликнул он. – Всё это сейчас прекрасно, потому что ново и свежо, но жить тут без людей в вечной тревоге?..
– Какой? Чего? – подхватила Ядзя, пожимая плечами. – Всю дорогу нас напрасно страшили и всё же ничего не произошло! Э! Все трусы, не исключая даже вас, ваша милость, гетман.
– Правда, что мы боимся, панна мечниковна, но верьте мне, не за себя.
– За кого же?
– За вас, за сокровища, нам порученные. В дороге нам счастливо удалось избежать опасности, здесь – Бог знает, что даст. Глядя на подстаросту, мы понимаем, почему им нас страшили.
Ядзя покивала головкой.
– Некрасивый, правда, но…
