История Нью-Йорка - [97]
Но вскоре он с великой радостью обнаружил, что таким подозрением тяжко оскорбил свое неустрашимое войско, так как причиной волнения и замешательства было попросту то, что приближался час обеда и нарушение раз навсегда заведенного порядка могло бы сильно огорчить привыкших к размеренной жизни голландских воинов. К тому же у наших доблестных предков существовало твердое правило сражаться только на полный желудок, чему и следует без сомнения приписать то обстоятельство, что они так прославились на полях сражений.
И вот, славные ребята с Манхатеза и их не менее славные товарищи, расположившись под деревьями, с жаром принялись за дело и бодро вступили в единоборство с содержимым своих котомок; они так нежно обнимались с манерками и кружками, словно в самом деле думали, что расстаются с ними навеки. И так как я предвижу жаркие события через страницу-другую, то советую моим читателям заняться тем же самым, для чего и заканчиваю эту главу, обещаясь честным словом, что перемирие не будет использовано для того, чтобы напасть врасплох на честных нидерландцев, пока они уписывают за обе щеки свой обед, или чтобы каким-нибудь другим способом досадить им.
Однако, прежде чем мы расстанемся, я хочу попросить читателей о небольшом одолжении, а именно: когда я в следующей главе столкну обе армии лицом к лицу и буду чертовски занят, очутившись между ними, пусть читатели стоят в сторонке, подальше от греха и ни в коем случае не прерывают меня своими вопросами или замечаниями. Так как весь пыл, все волнения и величие битвы будут зависеть от моих стараний, то в ту секунду, когда я умолкну, все дело остановится, а потому на протяжении всей ближайшей главы я не смогу сказать моим читателям ни слова. Обещаю зато, что в следующей за ней главе я выслушаю все, что они пожелают сказать, и отвечу на все вопросы, которые они зададут.
ГЛАВА VII
В которой содержится описание ужаснейшей битвы, о какой когда-либо повествовали и стихах или прозе, а также рассказ о великолепных подвигах Питера Твердоголового.
«И вот голландец съел обед обильный» и, почувствовав изумительный прилив сил, стал готовиться к сражению. Как говорит прямодушный, трезво смотрящий на жизнь голландский поэт, чьи произведения, к несчастью, погибли при пожаре Александрийской библиотеки,[431] теперь все замерло в ожидании. Земной шар забыл, что ему надо вертеться, и остановился посмотреть на схватку, как жирный, толстопузый олдермен, наблюдающий за битвой двух воинственных мух на его куртке. Глаза всего человечества, как всегда в таких случаях, были обращены на Форт-Кристина. Солнце, подобно низенькому человеку в толпе, смотрящей кукольное представление, неслось по небу, высовывая голову то тут, те там и стараясь заглянуть в просветы между неблаговоспитанными тучами, которые заслоняли от него зрелище. Историки спешили наполнить чернильницы, поэты сидели без обеда, то ли ради экономии, чтобы иметь возможность купить бумагу и гусиные перья, то ли потому, что не могли раздобыть никакой еды; древность, мрачно хмуря брови, выглядывала из своей могилы, чтобы увидеть, как ее заткнут за пояс, и даже потомство застыло в онемении, восхищенно оглядываясь с разинутым ртом на поле битвы, где происходило столько событий!
Бессмертные боги, которые когда-то понюхали пороха в «деле» под Троей, теперь, сидя на мягких, как перина, облаках, парили над равниной или же в переодетом виде присоединялись к сражающимся, стремясь принять участие в событиях. Юпитер послал свои громовые стрелы знаменитому меднику, чтобы тот подновил их для столь важного случая. Венера поклялась своей невинностью, что будет покровительствовать шведам, и, приняв вид непотребной девицы с гноящимися глазами, обходила крепостные стены Форт-Кристина, сопровождаемая Дианой в образе сержантской вдовы сомнительной репутации. Известный забияка Марс засунул за пояс два седельных пистолета, вскинул на плечо заржавленное кремневое ружье и галантно вышагивал рядом с ними, как пьяный капрал, между тем как Аполлон тащился позади под видом кривоногого флейтиста, который фальшивил самым отвратительным образом.
На другой стороне волоокая Юнона, которой накануне во время супружеской выволочки старый Юпитер подбил оба глаза, выставляла напоказ свою величественную красоту, стоя на обозной повозке. Минерва, изображая дюжую маркитантку, торгующую водкой, подоткнула юбки и, размахивая кулаками, артистически ругалась на очень плохом голландском языке (которому она лишь недавно научилась), чтобы поднять дух солдат, а Вулкан хромал, как кривоногий кузнец, недавно произведенный в капитаны гражданской гвардии. Все застыли в немом ужасе или суетливо готовились; война поднимала свое страшное лицо, громко скрежетала железными клыками и трясла зловещей гривой из колючих штыков.
