История нравов России - [8]

Павловские «новшества» в основном ушли в небытие, ведь Александр I объявил в манифесте намерение, даже обязанность «управлять по законам и по сердцу Екатерины Великой». Надо вспомнить, что Александр, как и сама Екатерина II, любил называть себя «республиканцем по духу». Под последним разумелся некий нравственный тип, благородный характер, сочетающий в себе начала «гражданской добродетели», твердого служения принципам справедливости, общественного долга, человеческого достоинства и стоического мужества. Александр I был воспитан Лагарпом на образцах античной доблести, изложенных в трудах историка Тацита и жизнеописаниях Плутарха, и рассуждениях в духе французской просветительской философии.

Вместе с тем следует учитывать и то, что Александр I испытал влияние и «малого двора» своего отца, по своим нравам и духу скорее похожего на двор мелкого германского князя, чем будущего русского самодержца. — Здесь господствовала не атмосфера «просвещенного» века с его рационализмом, скептицизмом и вольтерьянством, а доминировали религиозность и крепость немецких нравов, несколько мещанская корректная «добродетель» немецкой принцессы и сентиментализм (212, 153). Здесь он прошел школу Аракчеева с ее жестокостью и усвоил систему приемов и навыков, царившую в армии до реформы Александра II и выступавшую образцом общественной дисциплины вообще. Поэтому нравы Александра I поражают своей противоречивостью, они выражают сложную человеческую натуру, сформировавшуюся в условиях петербургского («большого») и гатчинского («малого») дворов, в среде екатерининских и павловских нравов..

Придворная и семейная среда позволили ему выработать искусную технику лицемерия; этому содействовало и воспитание Лагарпа, говорившего, что «лучший и, быть может, единственный друг правителя — сила его собственной рассудительности, с помощью которой он взвешивает доводы своих министров, советы друзей и похвалы царедворцев» (309, 39). Нет ничего удивительного, что потом Александр I недоверчиво относился к матери, что друзья приходили к нему в гости по потайной лестнице, что он увлекался мистицизмом, что он оказывал знаки монаршего благоволения масонским ложам и одновременно принял меры к ограничению их деятельности (161). В его личности проявлялся то государь самодержавный, то великодушный человек.

О нравах Александра I красноречиво свидетельствует его семейная жизнь, отношения с женой. В 1793 г. 16-летний красивый и целомудренный царевич Александр женится на 14-летней принцессе Луизе Баденской, которая приняла имя великой княгини Елизаветы. Вначале он ей безумно нравился, но более глубокое знакомство разрушило безоглядную любовь. Он, такой воспитанный и образованный, как–то попытался в присутствии нескольких мужчин расстегнуть корсет своей молодой жены, чтобы всем показать ее грудь. Что это — мальчишество или садизм? После охлаждения мужа великая княгиня, сохраняя к нему горячую привязанность, завела любовную связь с его другом А. Чарторыйским; более того, сам Александр I поощрял эту связь. Он любил поволочиться за женщинами, у него было множество мимолетных связей; вместе с тем, у него длительное время существовала любовная связь с М. Нарышкиной, чей муж был прозван «королем кулис» и «князем каламбуров». Не слишком умная и не отличавшаяся верностью, эта «любовница постоянно была рядом, удерживая царя красотой, грацией и силой привычки, — писал Жозеф де Местр. — Она не интриговала, не желала зла, не мстила» (38, 239). Император многие вечера проводил в пышном дворце на Фонтанке или на роскошной даче на Крестовском острове, где жила «Северная Аспазия». Затем они расстались, ибо она была уличена в неверности; в оправдание она могла сказать, что особую склонность в любовных делах она проявляла к адъютантам Александра I.

Император не пренебрегал религиозными обрядами и в соответствии с укладом домашней жизни участвовал в публичных богослужениях. Швейцарский писатель, дипломат и политик А. Валлотон пишет: «Нет сомнения, что царь — человек сложный, импульсивный, противоречивый, часто прибегавший к ухищрениям и уловкам — в делах веры был совершенно искренним» (38, 299). Эта религиозная вера подкреплялась разочарованием в русской действительности, в невозможности осуществить на практике свои прекраснодушные идеалы. Ведь порывы молодости прошли, силы были на исходе, французское свободомыслие к зрелости сменилось религиозным настроением. «Александр был прекрасный цветок, но тепличный, не успевший акклиматизироваться, он роскошно цвел при хорошей погоде, наполняя окружающую среду благоуханием, но когда подула буря, настало столь обычное русское ненастье, — пишет В. О.Ключевский, — этот цветок завял и опустился» (120, 263). Данная история нравственной жизни была воспроизведена и в политической деятельности императора, когда возникла альтернатива крепостному строю, когда Россия могла пойти по другому пути развития, но этого не случилось.

По смерти Александра I самодержавная власть перешла в руки его брата Николая I, чье царствование представляет собой эпоху крайнего самоутверждения русской монархии, «золотой век русского национализма» (212, 254). Характеры Александра I и Николая I противоположны, последнему гораздо ближе Петр Великий, чем его брат, что не мешает ему ссылаться на заветы «отца» — Фридриха — и Александра I и считать основами «принципов авторитета» прусский партиар–хальный монархизм, образцовую воинскую дисциплину, религиозно–нравственные устои, служебный долг и преданность традиционному строю отношений. Вполне справедливо заметил маркиз А. де Кюстин, что «его немецкая натура (государя — В. П.) должна была долго мешать ему стать тем, чем он является теперь, — истинно русским» (144, 109). В чем же здесь дело? Не будь он самодержавным деспотом, он был бы простым, добродушным человеком. И в данном случае верно положение о том, что в укладе домашней жизни «лежат зародыши и зачатки всех так называемых великих событий» (90, 9), в том числе и политических событий.