История новоевропейской философии - [72]

Локк

Ну, о Мальбранше я вкратце хотел лишь сказать; основную часть нашего времени мы уделим сегодня рассуждению о Локке (1632–1704). Я говорил уже, что Локк относится — по условной классификации — к так называемому психологическому картезианству. Он ухватился за ту часть декартовских идей, которые сам Декарт мало разрабатывал.

Помните, Декарт говорил, что прежде чем говорить о вещах, надо исследовать наши познавательные способности, чтобы понять, можем ли мы судить. И вообще, очевидность пребывает в лоне наших познавательных способностей; а за очевидностью, вы помните, Декарт гоняется. То есть он открыл, если вы помните, целую страну достоверностей, Декарт — это сферу наших познавательных сил, модусов мышления… Здесь мы можем пребывать в полной уверенности, что, рассуждая о том, как устроены наши способности души, как устроены наши познавательные силы, мы не выпдем за пределы очевидности, не выпдем за пределы достоверности, потому что все это находится с нами, рядом с нами — в нас, точнее говоря. Все непосредственно. И поэтому мы не упадем в пропасть, так сказать, заблуждений. Но стоит нам выпти за пределы нашего духа, говорить о самих вещах — сразу же возникает опасность сбиться. Тут обязательно требуются проверки и т. д. Декарту, однако, было неинтересно оставаться в рамках психологии, в рамках построения науки о человеческих познавательных и иных способностях. Ему интереснее было рассуждать о Боге, о мире; и он не строил эту науку о модусах сознания. А вот Локк — подчеркиваю — сделал несколько шагов в направлении построения этой науки о модусах мышления, или модусах сознания. Ну, условно ее можно называть ментальной географией; этот термин позже придумал Юм, но он очень хорошо передает основное содержание локковских исследований — ну, и юмовских тоже, исследований. Еще раз, значит. Предметом этой науки являются модусы мышления. Что такое «модус мышления»? — чтобы не было никаких, так сказать, разноречий. «Модус мышления» — это, вот, скажем, ощущения, интеллект, воля, память, воображение — все это модусы мышления. Иногда я буду это называть способностями души. Так же следуя, в общем‑то, традиции. Итак, во — первых, сколько этих модусов; во — вторых, как они друг с другом соотносятся; могут ли они взаимодействовать? Вот какие здесь проблемы решаются. Но почему эта наука достоверна? Потому что эти модусы мышления — они непосредственно присутствуют в сознании. А достоверность связана с непосредственностью. Поэтому мы…

— Непосредственно у нас доступ только к нашим…

… к собственным способностям познавательным, конечно;

— А любая недостоверность только с непосредственным доступом..?

А любая недостоверность может возникнуть там, где есть опосредование какое‑то; где мы не можем ограничиваться интуициями и должны прибегать к умозаключениям. Здесь можем что‑то пропустить, что‑то неправильно сделать. Там, где все непосредственно, там достаточно одной лишь интуиции, или, как стали говорить, интроспекции, — для того, чтобы построить карту душевных способностей.

Посмотрим, как Локк реализует эти идеи. Подробно о его жизни, по указанным причинам, Локка я рассказывать не буду, скажу лишь только, что это был незаурядный человек, что он долгие годы работал воспитателем в богатых семействах; был близок к политической элите; занимался врачебной практикой, так что некоторые его даже чуть ли не профессиональным врачом называли (хотя он не был медиком профессиональным). Очень эрудированный, интересующийся самыми разными проблемами человек; в том числе и политикой, он оказал большое влияние на политологию — его многие считают чуть ли не отцом европейского либерализма; он придумал теорию разделения властей в современном смысле слова; много рассуждал о веротерпимости — это была весьма и весьма актуальная проблема.

Так или иначе, среди множества его интересов была и философия. Опыт университетского обучения для Локка оказался малоприятным — схоластика ему сразу же не понравилась; гораздо ближе ему была современная, новая философия, которую он урывками узнавал. Будучи в Париже, он познакомился с картезианцами. И вот картезианцы‑то как раз, декартовские идеи, произвели наибольшее влияние на его мысль. Почему я уже не раз это повторяю — потому что часто Локка рассматривают как оппонента Декарта, и вот нам важно понять, насколько справедливы эти оценки. Локк вначале не планировал написать специального философского труда: он просто обсуждал интересующие его вопросы в беседах с друзьями. Но друзьям так нравились его суждения, что они стали уговаривать его систематизировать все эти разговоры и записать их, издав отдельный трактат. И Локк постепенно стал фиксировать беседы. Записи копились, и в 1690 году, наконец, он… да, годы жизни Локка все‑таки я должен сказать — 1632–1704; 72 года прожил. Так вот, в 1690 году, наконец, после нескольких десятилетий работы в этом направлении, он опубликовал свое главное сочинение — «Опыт о человеческом разумении»; знаменитый трактат. Следствием этого философского долгостроя явилось наличие некоторых противоречий в трактате. Так всегда бывает: с течением времени взгляды меняются, но сам философ может это и не заметить. А потом, когда он соединяет, объединяет все свои записи, то он может упустить, вследствие всех этих изменений, некие скрытые противоречия; в тексте могут возникнуть трещины; их можно заштукатурить, но трещины все равно, в любом случае останутся. Так было — некоторые считают — с «Критикой чистого разума» Канта (самый известный пример) и так явным образом случилось и с «Опытом о человеческом разумении» Локка. Дело в том, что Кант тоже очень долго работал над «Критикой…» — 10 лет — так называемое знаменитое «десятилетие молчания» Канта.