История новоевропейской философии - [58]

Ну, что теперь мы имеем закругленный, завершенный мир и должны в нем расположиться вместе со Спинозой. Мы должны привыкнуть к этому миру, потому что он не вполне обычен, привычен для нас. Мы привыкли считать, что все, что мы видим, например, — это самостоятельно существующие объекты, т. е. субстанции. Мы привыкли считать самих себя самостоятельно существующими субъектами, тоже субстанциями. Все это неверно: мы и наши и наши тела и все другие тела являют собой модусы, говорит Спиноза, модусы единой, бесконечной субстанции. Все, что существует находится в Боге в прямом смысле слова и является его божественными модификациями. Интересно, что Спиноза иногда заменяет слово «Бог» («Deus») словом «Природа» («Natura»). И он как бы отождествляет Бога и природу, но не так, правда, часто, но многие, особенно современники Спинозы, придавали большое значение этому отождествлению, — Спиноза слыл за натуралиста и даже атеиста, потому что считал, что нет ничего кроме природы, душ и вещей, которые из нее возникают и в ней находятся. Ну, тут некоторая неточность, в истолковании, безусловно, возникла из того, что многие не учли, что Спиноза все‑таки был не совсем типичным философом Нового Времени — он был образован широко в историческом плане человеком, и он знал, в частности об учении Эриугены

— философа 9–го века, который различал так называемую «творящую природу» и «природу сотворенную».

Так вот, под творящей природой Эриугена, естественно, понимал Бога. И Спиноза — тоже. Речь идет не о физической природе — физическая‑то как раз природа (пространственный мир, мир материи) — это нагромождение модусов внутри одного из атрибутов божественной природы, не более того.

Иногда Спинозу называли пантеистом. Ну, пантеист — тот, кто утверждает, что все находится в Боге, — вот иногда так толкуют это слово. Ну в этом смысле Спиноза безусловно пантеист. Но гораздо точнее, вообще говоря, определять пантеизм как учение, говорящее о том, что все есть Бог, как бы обожествляющее мир. Мир есть Бог. В этом плане Спиноза не является пантеистом, потому что содержание божественной субстанции несравненно богаче того, что обнаруживается в мире. Отсюда делаются попытки такой термин применить к Спинозе весьма интересный: панэнтеизм — «все в Боге» тут вот такое объяснение смысла. Да, действительно все в Боге и для такой концепции точнее употреблять не пантеизм, а слово панэнтеизм, и в этом плане Спиноза — панэнтеист, безусловно. Ну, это довольно редкий термин, его совсем не обязательно употреблять для характеристики философии Спинозы

Спиноза 3

Ну, разберемся теперь, какими же атрибутами обладает божественная субстанция. Ясно, что их бесконечно много. Ясно, что нам неизвестны все эти атрибуты — человеческое знание неспособно объять бесконечность. Мы же говорим о себе, мы философствуем, мы пытаемся понять. И человеку, как это не обидно, известно всего два атрибута божественной субстанции. Первым атрибутом является протяжение (вот тут явно начинаются картезианские пляски), вторым атрибутом — мышление. Аналогия очевидна с протяженной и мыслящей субстанцией. В общем ведь и по Декарту, вспомните, тоже душа, души точнее, и материя не были субстанциями в полном смысле слова, потому что они постоянно поддерживались Богом в их существовании. А настоящей субстанцией по Декарту был только Бог, — это я к тому, что параллели можно тут установить между декартовскими рассуждениями и спинозовскими и в более тесном смысле. Но разница все равно есть, потому что трансцендентность Бога миру Декарт признавал, а Спиноза отрицает, — это вы помните, что как раз учение Декарта о трансцендентности Бога и вызывало у него неприязнь с самого момента изучения картезианской философии.

Итак, протяжение и мышление. Почему Спиноза считает, что только два. Иногда вот так спрашивают: ну подождите, а разве у Бога нет других свойств? Например, единство, — почему единство не атрибут субстанции? Ну, или что еще?

— Благодать.

Благодать, да. Всезнание, всемогущество. Спиноза говорит, что. (подробно он на эти темы не рассуждал, может из‑за скользкости этого вопроса, не так просто здесь выкрутиться), но суть в том, что в них нет вот этой требуемой бесконечности, нет возможности включить, внутрь, как бы, ввести в эти атрибуты модусы. Ведь атрибут выступает как такая, если хотите, цистерна, как резервуар, в котором плавают модусы. Устройство достаточно простое у спинозовской субстанции: вот есть субстанция — сам носитель атрибутов, а каждый из этих атрибутов — это как вот резервуар, в котором плавают некие кораблики, или что хотите, но любой из них конечен, не охватывает всего пространства атрибута, но они должны быть — атрибуты. Атрибут должен допускать количественную дифференциацию внутри себя, допускать множественность внутри себя. Ни понятие «благодати», ни понятие «единства» не подходят под этот образ. Поэтому их нельзя назвать атрибутами. Это лишь какие‑то качества, не атрибуты, если хотите, какие‑то свойства субстанциальности.

— А вот под протяжением он имеет в виду, значит, наше геометрическое пространство?