История Ности-младшего и Марии Tоот - [44]

Правда, любопытным еще почти нечем было поживиться, хотя требования у них были более чем скромные, и даже появление губернаторского егеря (нашего друга Бубеника) вызвало волнение. Егерь тащил на подносе завтрак из кафе «Серебряный рак» в губернаторский дом, из чего можно было заключить, что губернатор в в самом деле приехал ночью, а сейчас велел принести себе завтрак (хоть бы подавился им!). Иногда подъезжала занятная упряжка или интересные господа. Вот четверка вороных графа Топшиха — эх, и хорошо бы положить в карман те денежки, что они стоят! Следом подкатила простая повозка, вся белая, запряженная двумя превосходными липицкими конями. С заднего сиденья с трудом слезла пожилая чета. Судя по одежде и облику, можно было подумать, что это нотариус со своей подругой жизни, но соскочившая с переднего сиденья прекрасная девушка, в изысканном кружевном платье и флорентийской шляпе, украшенной сиренью, могла сойти и за графиню. Легкий гул прошел по толпе зевак.

— Смотрите, Мари Тоот!

— Э-эх! — послышались восхищенные возгласы, и знатоки даже прищелкнули языками.

— Ее привезли специально напоказ, — злословили стоявшие кучками женщины.

— А зачем такую показывать? Хоть в стене ее замуруй, все равно женихи отыщут.

Толпа почтительно пропустила госпожу Тоот, которая вместе с дочерью направилась к дверям комитатской управы. Господин Михай Тоот отстал от них, отдавая распоряжения кучеру, и тут какая-то задорная старуха торговка, знавшая его (впрочем, кто не знал господина Тоота?), окликнула из палатки и весело, скорее в шутку, предложила свой товар:

— Ваше благородие, купите тухлые яйца. По сниженной цене. Три крейцера штука.

— Тетушка Мачкаш, а свежие сколько стоят? — спросил Михай Тоот, обернувшись к торговке.

— Только два крейцера.

— Ай-яй, — шутливо попрекнул ее господин Тоот, — как же могут плохие яйца стоить дороже хороших?

— А так, — смеясь, ответила торговка, — что из свежего яйца только цыпленок вылупится, а из тухлого двуглавый орел.

— Ладно, тетушка Мачкаш, — сказал набоб. — Покупаю все ваши тухлые яйца. А ну, Палко, спрыгни-ка, собери их все и сложи на задник. И у других торговок скупи все тухлые яйца до последнего.

— А потом что с ними делать? — с любопытством осведомился кучер. Тоот шепнул ему на ухо:

— Подъедешь с ними к «Голубому шару», прямо под навес, и хлопнешь их там о столбы.

— Понял, ваша честь.

Господин Тоот отдал Палко десятифоринтовую ассигнацию, чтобы он уплатил за яйца, а сам скрылся в дверях управы. Устроив семью на хорах, прошел в зал заседания, где собралось уже порядочно людей. Кое-кто устроил смотр красавицам на хорах, что было недурным развлечением; другие блуждали глазами по висевшим на стене портретам пятидесяти четырех губернаторов, при этом с нетерпением поджидая пятьдесят пятого. Многие, сбившись в кучки, оживленно беседовали.

— Чую запах пороха в воздухе, — пророчил Иштван Киилени.

— А будет что-нибудь? — выведывал у посвященных вертлявый Эден Вилеци.

Палойтаи, почувствовавший себя вождем, застегнулся на все пуговицы и только одними «но-но» и «н-даа» давал понять, что он и значительнее других, и больше знает.

— Многие окружили Михая Тоота. Он виделся с новым губернатором. Ведь прошел уже слух, что губернатор, отстав вчера вечером от поезда, завернул вместе с охотниками к Тооту и оттуда ночью приехал в город. Его спросили одновременно четверо:

— Ну, каков он? Михай Тоот пожал плечами.

— Мне понравился.

— А верно, что он на Дон-Кихота похож?

— Я никогда не видел Дон-Кихота, — уклончиво ответил Тоот.

— Он больше на Питта похож, — заметил комитатский остряк, редактор Клементи.

— Чем же?

— Да тем, — объяснил Клементи, — что ни Питт, ни он не знают венгерского языка.

— Коперецкий безупречно говорит по-венгереки, — возразил Михай Тоот.

Тем временем слетались все новые и новые члены комиссии и вместе с ними — различные слухи то с улицы, то из зала, то из внутренних покоев.

— Губернатор уже одевается. Вокруг него целый двор, коньяку там выпито уйма! Гайдук только что понес из кофейни четвертую бутылку.

— Да, собрались лизоблюды, как вокруг Людовика XIV при одевании. Только что Коперецкому подает штаны не кентерберийский епископ, а Янчи Чова.

— Большая разница. А все же пора выгнать этого Янчи Чову, преотвратительный тип, — заметил кто-то, и окружающие стали искать глазами председателя опекунского совета Миклоша Пехея, у которого Чова, разорившийся помещик, служил писарем.

— Ничего из этого не выйдет, — перебил их знаток всех закулисных тайн, редактор Клементи. — В опекунском совете прочнее всех сидит Янчи Чова, хотя он только и делает целыми днями, что ногти чистит. Тем не менее он непоколебим. Любой может пасть, но не он. У Янчи имеется такой амулет, благодаря которому он всегда на коне.

— А именно?

— У него есть рецепт от желудочных колик какого-то венского эскулапа, а председателю, которого частенько мучают колики, помогает только это снадобье. Так что при всяком приступе он отправляет гайдука за Човой. Чова идет заказывать лекарство по рецепту, но рецепт не выпускает из рук, чтобы председатель не мог его переписать. Дядюшка Пехей уже давным-давно выставил бы Янчи — ведь его легкомысленные выходки кого угодно выведут из себя, но как старик ни скрежещет зубами, а в конце концов всегда приходит к тому же: «Не могу его выгнать, да и только. И все из-за этого проклятого рецепта!» А мошенник Чова только посмеивается себе в ус, отлично понимая, что незаменим в государственном аппарате.