История Ности-младшего и Марии Tоот - [127]

Бессильно опустив газету на колени, она погрузилась душой в мечты и грезы, пытаясь разгадать то, что скрыто за так называемым мелким газетным объявлением; каким прекрасным оно ей казалось (и как гнусно, как пошло было в действительности — мы-то уже знаем!).

— Любит, любит, — прошептала она, потом вскочила, покружилась по комнате, остановилась у зеркала, разглядывая себя, и сделала два-три церемонных пируэта перед своим отражением.

Весь день она была весела и щебетала, как пташка, что, однако, никому не бросилось в глаза, так как после дня рождения госпожи Палойтаи меланхолия и вялость Мари исчезли. Вернулся не только прежний нрав, но и личико снова расцвело яблоневым цветом.

С поклонниками она больше не была резка, но пряталась от них, не капризничала, когда они приезжали, любезно с ними беседовала, шутила или играла в карты. А они все приезжали. Иногда двор был полон колясок, а конюшня — чужих лошадей. Беда только, что и кучера там вертелись: они много всякой всячины порассказали про своих господ слугам Тоотов, а госпожа Кристина, в свою очередь, выуживала у слуг полезные сведения, из которых весьма тускнел внешний блеск и роскошь красивых колясок, нарядной упряжи и лошадей. Выяснилось, что на четверку серых Пали Витнеди наложен арест, и если он не получит руку Мари до пасхи, все пойдет с молотка.(«Вот и не получит!» — рассердилась госпожа Кристина.) Йожи Денге тоже кавалер легковесный, его пара русских рысаков лишь на то и годна, чтобы поскорее довезти его до последних колонок «Будапештского вестника»[125]. Больше всех пускал пыль в глаза Дёрдь Палашти, каждый раз приезжавший на других лошадях, постоянно их менявший. Смазливый, избалованный юнец в безудержном высокомерии любил повторять: «Один бог на свете и один Палашти, только бог в трех лицах». Он имел в виду, что бог со времени рождения Христа, так сказать, расчленен, Палашти же неделим. Он твердо рассчитывал на руку Мари, был уверен, что все зависит от одного его слова, но с этим решающим словом не спешил, довольствуясь пока флиртом, занятием столь прекрасным, что его стоило растянуть, ибо остальное — простая формальность.

Перед простодушными Тоотами знатность выставлялась как рыночный товар, идущий по баснословной цене. И госпожа Тоот в своих тайных планах действительно склонялась к происхождению и колебалась лишь между Палашти и Кракнером — Палашти был покрасивее, зато Кракнер был бароном! Правда, Кракнер всего лишь немецкий барон, между тем как Палашти — знатная венгерская фамилия. Господин Тоот не высказывал своих взглядов, но если можно делать выводы по некоторым признакам, из гостей он охотнее всего беседовал с председателем судебной палаты Шипошем, хотя тот приезжал из Бонтовара в фиакре и был уже не первой молодости, а кроме того, поговаривали, что он не дворянин, а из каких-то- мещан Шипошей. Иногда комплиментщики привозили с собой «слонов»[126], без них сельское ухаживание и в счет не идет. Комплиментщики нередко становились поклонниками, таким образом свита Мари разрасталась. С новыми лицами возникали новые впечатления, в соответствии-, е ними госпожа Тоот перестраивала свои планы, надежды, находя в постоянно меняющейся ситуации больше развлечений и забав, чем ее дочь. Высокое происхождение Дёрдя Палашти поблекло после одного гордого словечка, оброненного коренастым Ласло Венте. Венте, которого называли лошадиноголовым секеем, хотя голова его скорее напоминала лягушачью, до сих пор был лишь «слоном» или, по крайней мере, таковым считался (в свое время его привез е собой Денге), однако вдруг — это случилось через два дня после посещения Тоотов новым исправником — интерес и внимание госпожи Кристины обратились главным образом на господина Венте. Играл он с Мари в носы и проиграл, Мари же веселилась, как бесенок, с ней просто не было сладу, она так серьезно, с таким увлечением била картами, по большому носу огурцом, что из него пошла кровь. Господи, скорее тазик и воду! Крови из носа вытекло стакана полтора, все испугались, Венте и сам ужаснулся, объявив, что для них, Венте, это вообще очень опасно.

— А почему? — заинтересовалась страстная коллекционерка необыкновенных фамильных черт госпожа Тоот.

— Фамильная болезнь, к тому ж болезнь смертельная, — ответил Венте. — Еще Аттила, один из моих знаменитейших предков, умер от кровотечения ив носа как раз в ночь своей свадьбы. (Он сказал это таким тоном, словно в его роду встречались еще более знаменитые Венте.) С тех пор много Венте погибло таким же образом, особенно на комитатских выборах.

Кровотечение остановили, а ценность Лаци Венте сильно возросла: за ужином госпожа Тоот сразу же усадила его на четыре прибора выше, чем ранее.

ДВАДЦАТАЯ ГЛАВА Ференц Ности на взлете

Таково было тщеславное, праздное общество, которое застал Ности у Тоотов, когда на следующей неделе нанес им визит. Причин для жалоб у него не было: его приняли приветливо не только старики, но и Мари. Она лишь им занималась, с ним говорила, его слушала, резко отделываясь от остальных, если они пытались к ней приступиться. Особенно было оскорблено высокомерие Палашти, и он искал предлога придраться к новому сопернику. За ужином речь зашла о машине Кемпелена из Пожони, которого госпожа Тоот помнила с детства, — о его всемирно известной шахматной машине-, обыгравшей самого Наполеона I. Кемпелен был старшим братом матери Палашти, однако даже в семье не знали секрета этого удивительнейшего изобретения, тогдашние владыки дотошно расспрашивали дядюшку, но так ничего и не добились.