История Наполеона - [42]

"Итак, наконец мы будем ночевать в Тюильри!.. При переезде туда меня должна сопровождать свита; скучно, да нечего делать: надобно говорить глазам; это хорошо для народа. Директория была слишком проста; оттого ее и не уважали. Простота хороша в армии; но в большом городе, во дворце глава правительства должен стараться всеми средствами обращать на себя взоры..."

Ровно в час пополудни Бонапарт выехал из Люксембурга в сопровождении поезда, главное великолепие которого составлял парад войск. Полки шли с музыкой впереди; генералы и штаб были верхом; народ толпился со всех сторон. Глаза каждого искали первого консула, который ехал в карете, запряженной шестью серыми лошадьми, подаренными ему австрийским императором после заключения кампо-формийского трактата. Камбасерес и Лебрен помещались в той же карете, спереди, и казались только камергерами своего товарища. Поезд тянулся по большей части улиц Парижа, и народ везде встречал Бонапарта с восторгом.

Въехав на двор Тюильрийского замка, первый консул, сопровождаемый Мюратом и Ланном, сделал смотр войскам. Когда мимо него стали проходить церемониальным маршем 96-я, 43-я и 30-я полубригады, он снял шляпу и склонил голову в знак уважения к знаменам, развевавшимся в стольких сражениях. По окончании смотра Наполеон вошел во дворец.

Остерегаясь, однако же, слишком явно выказать свои тайные намерения, он захотел, чтобы царственная резиденция называлась "дворцом правительства", и чтобы потешить республиканцев, наполнил этот дворец изображениями на картинах и бюстами великих людей древности. Между прочим, в одной из галерей новых консульских апартаментов поставлена картина Давида Юний Брут и превосходный бюст Брута младшего, вывезенный из Италии.

Все эти предосторожности обнаруживали стремление первого консула к единовластию и вместе с тем доказывали, что он глубоко чувствует свое положение. Но предубеждение к нему народа было невероятное; народ видел его консулом, потом увидел императором и все-таки говорил: "Что Бонапарт ни делай, а в душе он демократ".

Улучшения в управлении Францией, как те, о которых мы уже имели случай сказать, так и многие другие, начали приводиться в действие со времени водворения Наполеона в Тюильри. В это же время печальное событие в Америке, смерть Вашингтона, подало ему повод заслонить свои замыслы поступком в духе толпы; он отдал приказ по армии:

"Вашингтон умер!.. Вследствие того первый консул приказывает навязать на десять дней черный креп на все знамена французских войск".

В тот же день консулы обнародовали результат собрания голосов нации о новом конституционном акте.

Из числа трех миллионов двенадцати тысяч пятьсот шестидесяти девяти человек, имеющих право голоса, тысяча пятьсот шестьдесят два отвергли, а три миллиона одиннадцать тысяч семь человек приняли конституцию.

Между тем правительство получило известия из армии, находящейся в Египте. Бумаги были адресованы на имя Директории, и Клебер не щадил в них Бонапарта, которого обвинял в том, что он покинул армию в крайне бедственном положении. Первый консул, распечатав эти бумаги, счел себя очень счастливым, что они попались ему в руки. Но отвергая личную месть для общей пользы отечества, он отвечал Клеберу как человек, который умеет управлять собой. Ответом его была прокламация к восточной армии, превосходно написанная, с целью скрыть содержание донесений, присланных из Египта; вот эта прокламация:

"Воины!

Консулы республики не упускают из виду восточную армию.

Франция знает все содействие ваших побед восстановлению ее торговли и распространению повсеместного просвещения. Вся Европа смотрит на вас. Я часто мысленно переношусь к вам.

В какое бы положение вы ни были поставлены случайностями войны, оставайтесь всегда теми же воинами, какими были при Риволи и Абукире, и вы будете непобедимы.

Имейте к Клеберу то неограниченное доверие, которое имели ко мне: он его вполне заслуживает.

Воины, помышляйте о том дне, когда увенчанные победой вы возвратитесь на свою святую родину; тот день будет днем славы для целой Франции".

Между тем Австрия, оправившись от уныния, наведенного на нее столькими потерями в достопамятные итальянские кампании, охотно вошла в планы лондонского кабинета, неприятные для Франции, и отвергла все миролюбивые предложения Бонапарта. Видя такое положение дел, первый консул начал с того, что приказал собраться в Дижоне резервной армии в шестьдесят тысяч человек, которую вверил начальству Бертье, а на его место военным министром определил Карно. Но Наполеон не замешкался и сам принять команду над этим войском, из которого образовал новую итальянскую армию.

Отправившись из Парижа шестого мая, он пятнадцатого прибыл к горе Сен-Бернар и за три дня совершил через нее переправу. Семнадцатого мая он из главной своей квартиры в Мартиньи писал министру внутренних дел, что трудная переправа совершена благополучно, и что к двадцать первому числу вся армия ступит на землю Италии.

"Гражданин министр, - писал он ему, - я стою у подножья Альп, посередине Вале.

Дорога через Большой Сен-Бернар представляла нам чрезвычайно много затруднений при ее переходе; но войско мужественно победило все препятствия. Треть артиллерии уже перевезена в Италию; армия быстро спускается с горы; Бертье в Пьемонте: через три дня все войска будут по ту сторону Альп".