История Наполеона - [32]

Влияние Англии, подстрекнувшей мятеж в Каире и восстание целого Египта, сделало то, что и диван константинопольский стал относиться неприязненно к французам. Султан издал манифест, исполненный ругательств, которым предавал проклятию французскую армию и повелевал своим войскам уничтожить ее. Бонапарт отвечал прокламацией, которая оканчивалась следующими словами: "Набожнейший из пророков сказал: мятеж дремлет; да будет проклят тот, кто возбудит его!"

Через некоторое время, Наполеон отправился в Суэц, чтобы увидеть следы древнего канала, соединявшего Нил с Красным морем. Ему сопутствовали Монж и Бертолет. Пожелав осмотреть Моисеевы источники, Бонапарт ночью потерял дорогу и едва не сделался жертвой своего любопытства. "Чуть-чуть не погиб я, как фараон,

сказал он по этому случаю, - а славное бы сравнение для

ораторских речей!"

Отшельники горы Синая, услышав, что он недалеко от них, прислали к нему депутацию с просьбой вписать свое имя в книгу посетителей, вслед за именами Али, Саладина, Ибрагима и прочих. Наполеон не отказал им в этом удовольствии, тем более что оно удовлетворяло его собственному честолюбию и жажде известности.

Между тем Джеззар-паша овладел крепостью Эль-Ариш в Сирии. Наполеон, помышляя с некоторых пор о походе в эту область, тотчас же решился исполнить свое намерение. Известие об успехах Джеззар-паши он получил в Суэце и поспешил возвратиться в Каир, чтобы взять войска, нужные для новой экспедиции; упрочив спокойствие столицы казнью нескольких начальников бывшего мятежа, он оставил Египет и вступил в Азию. Перед ним лежала степь; он поехал на верблюде, животном, более лошади способном переносить утомление и зной. Наполеон настиг свой авангард, который было заблудился в пустыне, в ту самую пору, как войско, его составлявшее, начинало уже отчаиваться и изнывало от усталости и жажды. Бонапарт сказал своему авангарду: "Вот вам вода и съестные припасы; но если бы все это и не подоспело, так разве надо роптать и падать духом? Нет; учитесь умирать с честью".

Однако же физические страдания воинов доходили иногда до того, что подчиненность и дисциплина ослабевали. В палящих песках Аравии случилось, что французский солдат с трудом уступал своим начальникам несколько капель мутной воды или место в тени, как после, в России, спорил за уголок перед огнем или за кусок лошадиного мяса. Раз, когда главнокомандующий почувствовал себя изможденным, то ему, в знак особенной милости, предоставили склонить голову на обломок двери, и Наполеон говорит: "Это, конечно, было доказательством величайшего снисхождения".

Однажды Наполеон, приподняв ногой несколько камней, нашел камею императора Августа, которая была высоко оценена учеными. Сначала он отдал было эту камею Андреосси, но потом взял назад и подарил Жозефине. Эта прекрасная находка сделана в развалинах Пелузы.

Предприняв поход против турок в Сирию, Бонапарт предполагал косвенно действовать и против Англии. В его уме уже был составлен план экспедиции в Индию через Персию, и он написал к Типо-Саибу письмо такого содержания: "Ты, вероятно, уже знаешь, что я пришел к берегам Красного моря с неисчислимой и непобедимой армией, и хочу освободить тебя от железного ига Англии.

Спешу известить, что желаю, чтобы ты доставил мне, через Маскат или Моку, сведение о твоем политическом положении. Я бы даже желал, чтобы ты прислал в Суэц или в Каир какого-нибудь смышленого человека, пользующегося твоей доверенностью, с которым бы я мог переговорить".

Письмо это осталось без ответа. Оно было отправлено 25 января 1799 года, а власть Типо-Саиба сокрушилась вскоре после этого времени.

Бонапарт пришел к Эль-Аришу в середине февраля.

Крепость эта сдалась 16 февраля, после совершенного поражения мамелюков. Спустя шесть дней Газа отворила ворота победителю.

Когда подошли на довольно близкое расстояние от Иерусалима, то приближенные спросили Бонапарта, не желает ли он пройти этим городом. Наполеон с живостью возразил: "Что касается этого, то ни под каким видом! Иерусалим не входит в мою операционную линию; не хочу, по этим трудным дорогам, навязать себе на руки горцев, а с другой стороны, подвергнуться нападениям многочисленной кавалерии. Мне вовсе не нравится судьба Кассия".

Шестого марта Яффа взята приступом и предана на грабеж и убийство. Бонапарт, чтобы удержать неистовство солдат, послал своих адъютантов Богарне и Круазье, которые подоспели ко времени и спасли жизнь четырех тысяч албанцев и арнаутов, составлявших часть гарнизона и укрывшихся в пространных караван-сараях. Когда главнокомандующий увидел такое множество пленных, то воскликнул: "Что прикажете мне с ними делать? Чем мне их кормить? На чем переправить во Францию или в Египет? Вот наделали-то дела!" Адъютанты стали извиняться тем, что не принять капитуляции было бы опасно, и притом напомнили, что они были посланы именно для исполнения человеколюбивых видов главнокомандующего. Наполеон возразил:

"Да, без сомнения, в отношении к женщинам, детям, старцам; но мое приказание вовсе не касалось вооруженных солдат; лучше было умереть, чем привести мне всех этих несчастных. Ну, что я с ними стану делать?" И Наполеон целых три дня рассуждал об участи пленников, ожидая, не придут ли с попутным ветром какие суда, которые бы избавили его от необходимости снова проливать кровь людей. Но на море не появлялось ни одного паруса; войско начинало роптать, и приказ о расстреле арнаутов и албанцев отдан 10 марта.