История Мурочки - [38]

Вскоре опустел весь дом. В общежитии остались мадам Шарпантье с Лизой, Чернышева и Тропинина. И в гимназии тоже царила безмолвная тишина. Катерина Александровна с мужем и детьми уехала в деревню, и остались только дедушка, его лакей да Лаврентий сторож.

XII Одиночество

«Ты, верно, удивишься такому большому письму, дорогая, милая моя Валентина. Предупреждаю тебя, что письмо заказное (впрочем, ты увидишь это прежде всего), и что, очень может быть, оно будет больше 5 листов. По-моему, лицемерие говорить: надеюсь, не надоем тебе. Впрочем, если надоест, так брось. Еще светло, спать не хочется, и кругом никого нет. Даже Чернышева ушла куда-то. Заранее извиняюсь за почерк и за ошибки, но выбирай между мной и красиво написанным письмом. Желаю тебе быть красивой, умной, доброй, только больше показывать это, желаю быть счастливой и радоваться жизни. И всего, всего, что только может быть хорошего, желаю тебе, милочка. «Не слишком ли уж нежно?» скажешь ты насмешливо, но ведь я очень люблю тебя, голубчик.

«Что это на меня нашло? Хандрила, хандрила, даже, признаюсь, вчера плакала, а теперь вдруг!

«Начну описывать все по порядку.

«Последняя уехала Люся, за нею явился брат, ну, точь в точь Андрей Андреич наш, только потолще. Моя последняя надежда про пала, они меня не взяли с собою. Катерина Александровна позвала меня и сказала, чтоб я не выдумывала, и очень сердилась. Тея вчера рано утром уехала к своей Липочке в Знаменское, и на нашей половине остались я и Чернышева. Зато мы теперь говорим столько по-французски, что мадам Шарпантье очень добра стала.

«Перед окнами показались ростки тех подсолнечников, которые мы с тобою посеяли. У вас, должно-быть, они уже большие выросли?

«Иногда тяжело делается, милая Флора, когда подумаешь, что я тут одна и не с кем по говорить, да еще как подумаю о доме, как живут они на новом месте, и как отец недоволен, и скоро ли мы увидимся!.. Я так горячо люблю отца, а не знаю, любит ли он меня. Впрочем, я знаю, что любит; мне нравится, что он скрывает, он не хочет так, чтобы все видели; как отец Софронович свою дочь при всех целует. Впрочем, Бог с ними. Поверишь ли, так все это надоело, Софронович, Грачева и все прочее, я рада, что их нет.

«Погода жаркая, но у нас в общежитии прохладно. Мы играем с Чернышевой (не завидуй!), и моя скрипка ужасно меня утешает.

«Степанида пришла и говорит, чтоб я тебе поклон написала, а Машутке родительское благословение, и чтоб она барыни слушалась, а не то мать приедет, уши надерет! Степанида от рук отбилась, зовешь ее, не дозовешься, — все внизу, в кухне сидит. Ты знаешь, мадам Шарпантье за этим не смотрит. Лиза как всегда цветет здоровьем, немного красотою, остроумием, шалостями и ленью.

«Ну, теперь слушай, как живет твоя Эллис и другие.

«Утром занимаемся до 2-х, потом обедаем и идем в сад. У меня там есть любимое местечко над прудом, где мы зимою катались на коньках. Теперь из-за деревьев совсем не видать забора и кажется, будто зелень кругом без конца. Там всегда много народу, и есть одна девочка, которая мне очень нравится и напоминает тебя чем-то, не могу только сказать, чем. Мы подружились и гуляем по большой аллее. Лиза немножко ревнует, но пусть!

«В семь мы возвращаемся и тут успеваем только сыграть партию в крокет. С нами играет Андрюша, Лаврентия сторожа сын.

«Самое главное забыла сказать. В воскресенье (это вчера) Чернышева ушла и Лиза с матерью тоже. Я была одна и хандрила ужасно. Горевала о разных глупостях, а главное, милая Флора, тоска напала и все мне казалось ужасным. Вдруг отворяется дверь, и я вижу Михаила Иваныча! Представь мою радость. А он говорит: «Пойдем к Александру Максимовичу» (это к дедушке). А я говорю: «Боюсь». А Михаил Иваныч: «Да ведь он сам послал меня за тобою». Ну, я вымыла глаза, чтоб незаметно было, что я плакала, причесалась, надела чистую кофточку и пошла. У меня щеки так горели, просто совестно было. Приходим туда. Дедушка сидит у стола и смеется. «Вот, — говорит, — гордая артистка (это про меня), забыла старика, не хочет играть. Ох, — говорит, — я уже старый гриб, все меня забыли, кроме Михаила Иваныча. Ну, да он такая же старая сыроежка». А Михаил Иваныч говорит: «Ну, Александр Максимович, вы-то сыроежка, а для меня слишком большая честь и сыроежкой быть. А вот есть такой гриб черненький, горькушка, он хоть не ядовит, да все равно не проглотишь; так уж лучше я буду горькушкой». Мне стало смешно и весело. Дедушка мне очень нравится. У него длинные седые волосы, вьются локонами, а глаза голубые. Вот я села. Пришел лакей и принес самовар. Тогда дедушка говорит: «Ты думаешь, Марья Николаевна, что мы тебя даром позвали? Э, нет, извольте-ка хозяйничать и чай разливать!» И все меня смешил, так что я просто не могла удержаться. Я не думала, что он такой.

«И вообрази! он с Михаилом Иванычем давно подружился, вместе играют в шахматы, а я и не знала. Окно у него раскрыто во двор, и ветки нашей березы лезут в окошко. «Это мой сад», говорит. А я подошла и вижу, что скворцы у скворечницы дерутся, и говорю: «Подойдите, подойдите сюда скорее! Как смешно они дерутся!» И тут вышло такое неприятное, что я готова была казнить себя.