История московской войны - [19]

Пан Зборовский хотел, чтобы все собрались в один обоз и соблюдали осторожность. А немцы и москвитяне в ночь со среды на четверг, перед самым рассветом, миновав стражу, напали на них всем своим войском. Когда наши их обнаружили, то, не имея места для сражения, едва столкнувшись с неприятелем, в страшном замешательстве бежали. Те, кому несподручно было идти в поле, уходили в другую крепость, занятую казаками; а те, что подались в поле, все погибли. Остальные, чуть ли не без седла, ушли к главному обозу. Вот к чему привело их неподчинение старшим. Тех, что закрылись в крепости, немцы пробовали взять штурмом, но, сделав несколько приступов, прекратили, решив изнурить голодом[112].

Польское войско собирается вместе, чтобы одолеть неприятеля

Когда нам изменило счастье под столицей и под Тверью, стали мы как можно скорее стягивать войска и думать о том, как выручить тех, что остались в Твери. С паном Зборовским отправилось нас к Твери несколько тысяч, к нам хотели присоединить и пана Сапегу, и должно было собраться нас тысяч с десять.

Москвитяне и немцы, проведав о нашем приближении, отступили от Твери и большая часть немецкого войска ушла обратно в Швецию. При Скопине остался сам Понтус с одной или двумя тысячами людей, — вместе они пошли на другую сторону Волги, в ее низовье.

Тем временем мы с паном Сапегой пробовали взять штурмом монастырь Св. Троицы, который он все еще держал в осаде. Мы рассчитывали вместе с Сапегой, а значит и с большими силами, пойти на Скопина, но вместо этого только потеряли людей, загубив их на штурмах. Оставив под Троицей часть войск, отошли мы ни с чем.

Подойдя к Калягину, мы увидели, что московское войско переправляется на другую сторону Волги. Москвитяне действовали хитро, заранее поставив на той стороне городок, к которому и переправлялись. Встав в городке, они далеко к нам не выходили, а разместили свое войско между городком и выставленным перед ним частоколом. Понемногу пытая счастья, они пускались на нас гарцем; так продолжалось целый день, после чего мы ушли в свой обоз. На следующий день, встав совсем близко от москвитян, мы приготовились напасть на их обозы[113].

Е[го] В[еличество] Король прибывает под Смоленск

В это время мы получили известие о том, что Е[го] В[еличество] Король пришел под Смоленск[114]. По этому поводу в войске поднялся шум: «Что же, теперь, — говорили, — идти на службу к кому-нибудь другому? Каким духом принесло короля на наше кровавое дело?» Пришлось нам с Волги уйти, хотя мы могли одолеть ослабевшего неприятеля, ибо это войско было последней надеждой москвитян.

Вернувшись в главный обоз, мы устроили совет: что делать дальше ввиду препятствий, чинимых королем. На совете мы письменно дали клятву: от Дмитрия не отступать и переговоров ни с кем не вести. Под Смоленск отправилось посольство: я, Вжещ Дудзинский и Слядковский[115]. Мы просили е[го] в[еличество] короля выйти из Московских государств и не мешать нашему предприятию. Наше посольство было королю очень неприятно, однако он принял нас с большим почетом.

Еще раньше король направил к нашему войску комиссаров: Перемышльского каштеляна пана Стадницкого, коронного конюшего Кшиштофа Збаравского, Людвика Вейера, Мартина Казановского. А в качестве гонца вперед был послан пан Ян Ловчавский-Добек[116]. С комиссарами мы встретились по дороге к Смоленску, миновав Дорогобуж. Они спрашивали нас, с чем мы едем к королю, но мы отвечать не пожелали. Справили мы посольство к е. в. королю и особо — к рыцарству, при этом присутствовал сам гетман Жолкевский[117], были и полковники, и ротмистры. И там, и там говорил я. Прожили мы под Смоленском несколько дней и каждый день завершался пиром у господ. Затем нам дали ответ, а при его вручении пан Щенсный Крыйский [118] (в то время подканцлер) обратился к нам с такими словами:

«Е[го] К[оролевское] В[еличество], наш милостивый государь, посольство В[аших] Милостей третьего дня благосклонно выслушал. Однако, сличив при дальнейшем обсуждении письменную речь с Вашими словами, удивились Е[го] К[оролевское] Величество и Их Милости господа сенаторы, которые либо читали, либо слушали это посольство. Почему такая дерзкая и вызывающая речь смешана с льстивыми словами? Почему, присягнув на верность, вы осмелились с такой легкостью изменить своему господину? Придется Вашим Милостям получить такой ответ, какого достойны и посольство Ваше, и речи. А В[аши] Милости впредь знайте и поведайте своей братии, что Е[го] К[оролевское] Величество считает себя господином, данным народу волей Господа Бога».

Затем нам вручили ответ, мы простились с Е[го] В[еличеством] Королем и выехали назад. Прибыли мы в свой обоз прежде господ комиссаров, был с нами и пан Добек. Выслушав нас, стали все обсуждать: принимать королевских комиссаров или нет, — ибо в ответ на вторжение короля войско заключило союз: встать при Дмитрии и не вступать ни в какие переговоры, если кто-нибудь захочет их вести иначе, нежели как с царем Дмитрием.

Королевские комиссары заключают соглашение с войском, находящимся при Дмитрии

Князь Рожинский и пан Зборовский хотели держаться недавно заключенного союза и присяги. Нас, тех, кто поддерживал их в этом, было немало. Но войско, ухватившись за какую-то смутную весть, решило, что у короля с собой много денег, и если они перейдут на его сторону, оставив Дмитрия, король сможет заплатить войску за множество выслуженных четвертей.