История моей юности - [55]

Мы стали совещаться между собой, куда лучше вступить. Дружина разделилась пополам. Половина пожелала идти в кавалерию, а другая — в пехоту.

Мы с Алексеем Марушкиным записались в пехотный полк.

Нам объявили, что дня два-три мы должны питаться своими харчами, а потом, как только будут окончательно сформированы полки, нас зачислят на продуктовое довольствие.

Легко сказать, питаться своими харчами. Деньги-то у нас хотя и были, но а где что купить? Тут, на небольшом разъезде, собралось много голодного народа, и у местных жителей раскупили все, что можно было.

Тогда наш командир решил послать на ближайший хутор Бугровский несколько дружинников, чтобы они собрали там у жителей печеный хлеб и реквизировали бы у какого-нибудь хуторского богатея пару быков на нужды дружины. Мысль эта всем нам понравилась. Живо запрягли пару добрых лошадей в телегу, в нее уселись четыре дружинника. Я и наш хуторской парень лет двадцати, Андрей Земцов, были назначены сопровождать их в качестве верховых разведчиков.

Выехали мы из Калмычка в десятом часу утра. До Бугровского было километров семь-восемь. Обосновался он вблизи Хопра, между станицей и разъездом Калмычек. Следовательно, нам надо было возвращаться назад.

Недалеко от Бугровского паслось коровье стадо. Мы подъехали к пастуху.

— Чье это стадо? — спросили мы у него.

— А чье же оно может быть? — ответил пастух, посконный старичишка в лаптях. — Наше.

Пожилой казак в артиллерийской фуражке, наш дружинник, соскочил с повозки.

— Вот оно-то нам и надо, — сказал он. — Дед, отбери-ка нам пару быков самого что ни на есть богатого вашего казака…

— Это для каких же таких надобностев? — удивленно посмотрел на него пастух.

— Зараз сналыгаем их да поведем на Калмычек.

— Ишь, храбрый, — скривился старик в усмешке. — Ерой, погляжу я на тебя… Укажи ему пару быков… А кто за них в ответе будет, а?.. Ты-то возьмешь бычков да фьють!.. И улетел, а мне за них голову скрутят… Накось вот, выкуси! — показал старик ошеломленному артиллеристу фигу.

Это все было так неожиданно, и старичишка настолько был смешон, что мы все расхохотались.

— Ну-ну, дед, — сконфуженно сказал артиллерист, повышая голос, — ты не дюже, а то…

— Чего — а то? — воинственно задрав бороденку, взвизгнул старик. — Ну, чего?.. Пристрелишь, что ли?.. Так стреляй! — выпятил он свою тщедушную грудь с нательным крестом. — Стреляй!

Сценка была забавная, но любоваться ею было некогда.

Оставив у стада своих дружинников договариваться с пастухом, мы направились в хутор. Как мы и предполагали, в хуторе белые пока еще не появлялись. Но ждать их здесь можно было каждую минуту.

Казак-артиллерист сказал мне и Андрею Земцову:

— Ну, вы, хлопцы, поезжайте на тот конец хутора, понаблюдайте там за дорогой из станицы… Ежели покажутся белые, выстрелите два раза и скачите сюда. Понятно?

— Попятно, — ответил я.

— Ну, езжайте с богом. А мы зараз пойдем по дворам собирать хлеб…

— А до каких пор нам там наблюдать? — спросил я. — Вы можете собрать хлеб и уехать, не сказав нам.

— Нет, мы вам дадим знать, — возразил артиллерист. — Как соберем хлеб, так два раза ударим в колокол на колокольне. Как услышите звон, так, стало быть, возвертайтесь… Знайте, что мы поехали… Тогда догоняйте…

Хутор словно вымер. На улицах — ни души. Люди где-то прятались.

Выехав на окраину хутора, мы с Андреем поднялись на высокий сторожевой курган, откуда перед нашим взором раскинулась великолепная панорама долины с изумрудным лугом, займищами и голубыми озерами, с роящейся над ними птицей.

Темной лентой вилась среди луга дорога из станицы. За этой-то дорогой нам и нужно было следить. Но она, как и все вокруг, была сейчас пустынна.

Наши лошади не стояли на месте. Их больно жалили оводы. Жеребчик мой брыкался, мотал головой, отхлестывался от мух хвостом. Но мы с Андреем, наблюдая за дорогой, терпеливо ждали сигнала с колокольни.

— А может, подъедем вот к этому дому? — нерешительно взглянул на меня Андрей. — Попросим молока да хлеба…

— Поедем, — сказал я. — Какие там, к черту, белые, они и не подумают сюда ехать…

Мы галопом направились к крайнему куреню, крытому железом. Привязав лошадей к палисаднику, повесив свои берданки на луки седел, вошли в дом.

— Здравствуйте, хозяева! — весело сказал Андрей, оглядывая кухню. У стола сидела пожилая казачка, вязала чулок.

— Здравствуешь, ежели правду гутаришь, — насмешливо взглянула женщина на маленького невзрачного моего товарища. Потом перевела взгляд на меня: — Что скажете хорошего?

— Да вот, хозяюшка, что скажу? — залебезил перед ней Андрей. — Не можешь ли ты продать нам по кружке молока да по куску хлеба, а?..

— Продать? — усмехнулась казачка. — Продавать не буду, а так могу дать.

— А нам все едино, — смиренно согласился Андрей. — Не хошь продавать, угощай бесплатно… А вообще, могем уплатить.

— Не надо ничего, — отмахнулась женщина. — Все равно молоко-то пропадает зря… Свиньям выливаем… Проходите, молодые люди, садитесь… Посидите тут, а я зараз в погреб слазию, молочка холодного достану.

Хозяйка вышла из комнаты и где-то-запропастилась.

— Как там наши лошади? — охваченный каким-то смутным беспокойством, сказал я и подошел к окну. Лошади стояли неспокойно, лягались, бились, отмахивались хвостами от больших зеленых мух… У ворот с горшком в руках стояла наша хозяйка и тихо разговаривала с каким-то парнем в голубой рубашке, кивая то на наших лошадей, то на свой дом… Видимо, она рассказывала парню о нас с Андреем.