История моей любви - [4]

— Чего это вы, бабоньки? — насмешливо спросил отец.

— Ну, разглядела наконец-то себя?.. — шепотом от волнения спросила мама, не слушая его.

— Ага!.. — Ощущение счастья было таким неожиданно сильным и горячим, что у меня даже перехватило горло. — Спасибо, что показала, — еле выговорила я.

— Вот так-то, Анка! — громко уже и победно произнесла мама. — Всегда и в любом положении помни, какая ты есть красавица, поняла? — Ее голос даже звенел торжественно. — И знай себе цену, поняла? — Мама осторожно обняла меня, чтобы не испортить прическу, и поцеловала в губы. — Живи да радуйся, Анка! — От волнения у нее даже слезы на глазах сверкнули.

— Анка! — услышала я вдруг строгий голос отца и повернулась к нему: глаза его прищурились, ноздри раздулись. — Все, что тебе сейчас говорила мать, было шуткой, понимаешь? — глуховато и раздельно произнес он, даже пояснил: — Она шутила!

Я мельком глянула на маму. Она уже улыбалась, показывая, что отец прав, — она шутила, но в глазах ее было то же напористое, восхищенное выражение: «Знай себе цену!..»

— Ну?! — снова услышала я непримиримо-строгий голос отца.

Я согласно кивнула ему. Но и тогда чувствовала, кажется, что никогда я уже не позабуду того, что случилось, будто в один миг и сама я, и вся моя жизнь приобрели вдруг новый и небывало значительный смысл! Вот какая, оказывается, я, и чего достойна, и какое счастье ожидает меня, почему же только я раньше-то не могла понять и разглядеть всего этого?

— Хватит! — резко сказал отец и даже встал, отложил газету. — Побыла красавицей, заплетай волосы обратно в косы по-школьному.

Я чуть не заплакала, но вдруг встретилась в зеркале глазами с мамой. И будто за один этот коротенький миг я уже повзрослела на несколько лет: впервые мы с мамой вот именно так смотрели друг на друга! Мама точно говорила мне: «Ну, Анка, ты же знаешь нашего отца, сделай уж, как он велит…» Я чуточку улыбнулась ей, что поняла, дескать, и тоже вдруг сказала отцу так, как ни за что не получилось бы у меня еще и час назад:

— Но ведь красиво?.. — Я все любовалась своей взрослой прической в зеркале, уже как-то по-новому осознанно и окончательно уверясь в собственной красоте: я только что обрела ее, но она теперь навсегда останется со мной, и вся моя жизнь будет поэтому удивительно радостной.

— Не родись красивой, а родись счастливой, — в тон отцу тотчас проговорила мама, но теперь в ее глазах я видела и еще кое-что, чуть ли не противоположное ее же словам.

— Вот-вот, — поспокойнее уже произнес отец. — Счастье только в сказках приходит само собой, по случаю, а в жизни его надо заработать, заслужить, иначе оно ворованное, а это — уже не счастье, Анка!

«Понятно, понятно», — кивала я ему, с сожалением распуская волосы, заплетая их по-школьному в косы, на концы их повязывая банты. Без отца мама снова сделает мне эту взрослую прическу, да и сама я скоро выучусь ее делать.

Мы втроем поехали на Острова гулять. И когда проходили по двору, я тоже впервые вдруг заметила, как смотрел на мои ноги уже подвыпивший с утра отец Борьки. А ведь и раньше, кажется, на мои ноги так же смотрели мужчины, даже мальчишки, только я не обращала на это внимания…

А уже выйдя на улицу, мы наткнулись на бежавшего домой Борьку. Поздоровались, он пробежал мимо, а мама оглянулась, сказала:

— Ишь ты какой гвардеец вымахал, а?

— Ладный парнишка, — согласно улыбнулся отец. — И лицом красивый.

Я удивленно молчала, тоже будто впервые разглядела Борьку, и вспомнила, что он нравится девчонкам, а легкая и скорая во всем Светка Муромцева даже как-то призналась мне по секрету, что она, кажется, влюблена в Борьку Залетова, но до конца еще не уверена в этом, потому что ей одновременно нравится и Симка Салов, только уже совсем по-другому. Борька действительно был выше и сильнее всех в нашем классе; и вообще отчаянный он какой-то, уж решительно ничего на свете не боится… А глаза у него хоть и глуповатые, но красивые и черные-черные, даже зрачок не различить.

И когда мы потом гуляли на Островах, я заметила, что уже как-то по-новому внимательно слежу за мужчинами и женщинами, идущими под руку, будто до этого ни разу не видела влюбленных парочек или наскучивших друг другу пожилых мужей и жен.

А в июле мы трое — Светка, Катюша и я — были на пляже у Петропавловки, и строгая Катюша вдруг сказала мне:

— Ты, Анка, хоть поменьше ешь, а то здоровая, как жеребец.

Светка только засмеялась:

— Анка уже открыла, что на белом свете существуют не только женщины, но и мужчины, а они, Катюша, противоположный пол, ясненько?

— Тебе-то давно это ясненько? — поморщилась Катюша.

— Еще с прошлого года, — просто ответила Светка и засмеялась: — Насчет себя ты не беспокойся, тебе эта опасность не угрожает.

— Да уж такой, как ты, я никогда не буду! — с непримиримой строгостью ответила Катюша и поджала губы.

— Мне бы твою красоту, Анка! — вздохнула Светка.

А я от смущения вскочила и бросилась в воду, заплыла чуть не до середины Невы.

И вот с шестого класса я начала хуже учиться. Как я теперь понимаю, сразу по нескольким причинам…

Уже два или три последних года мама не сидела рядом со мной за столом, когда я делала уроки. Во-первых, она уже была уверена, что и без нее я их сделаю, и сделаю правильно: из года в год я училась на одни пятерки. А во-вторых, конечно, маме и некогда было — она после работы еле успевала купить продукты, приготовить обед да убраться в квартире.