История моего самоубийства - [155]

— Правильно! — возликовал Стоун. — Нет даже такой заповеди — что проблемы надо решать! Вообще ни в чем никаких правил нету, есть предположения и приметы. Я, например, когда выживаю, — всегда предполагаю, что это хорошая примета! В прошлый раз — когда выжил — так именно и подумал, а через месяц сделал большие деньги! И опять решил: это хорошая примета! И оказался прав… Я очень суеверен! — и, рассмеявшись, добавил для меня тихим голосом. — Вы-то как раз знаете что я имею в виду!

— Конечно, — ответил я. — Опять выжили!

— Я не это имею в виду, — качнул он головой. — Хотя вы правы, выжил, и это тоже, как выяснилось, — к везению!

Я растерянно кивнул головой и промямлил:

— У меня тоже, знаете, сердце, и тоже недавно повезло.

— Я видел! — хихикнул Стоун и поддел меня локтем в бок.

— Да? — спросил я. — Что вы имеете в виду?

— Пожалуйста, пристегнитесь! — встрянула вдруг Габриела, но, не остановившись, прошла мимо за гардину.

Стоун кивнул ей вслед и снова шепнул мне:

— Ну, видел я, видел! — и кивнул теперь вверх. — Там видел! Вас и ее! Вместе! Ну, очень вместе!

— Нет, — обомлел я. — Это не то, что вам показалось.

Стоун, к изумлению Займа, расхохотался и склонился ко мне:

— Вы не поверите, но мы ей сказали то же самое!

— Кому? — не понял я.

— Вашей Габриеле! Это, мол, не то, что вам кажется! — и снова расхохотался, расстроив Займа окончательно.

— Так и сказали? — поразился я. — Так это были вы?! Я имею в виду именно вы так сказали?

— Оба! И я, и она. А что тут еще скажешь?

— Она тоже так сказала? Кто это она?

— «Кто это она?» — передразнил он меня. — А вы тоже ведь хитрец: добиваетесь, чтобы я назвал имя, хотите проверить — знаю я все или нет, да? Да, знаю! — и, оглянувшись, снова хихикнул, а Займ начал себя осматривать.

— Вы меня сбили, — признался я. — Кто «она тоже»?

— Нет, — мотнул головой Стоун. — Имени как раз не скажу; скажу просто, что все знаю. А вот она, кстати, сама! Хай!

— Хай! — ответила Джессика и опустилась в кресло, принадлежавшее раньше Стоуну. — Хай! — повторила она мне и теперь уже не прикрыла губы ладонью, потому что они были аккуратно закрашены. — Хай! — улыбнулась она и Займу.

— Хай, хай! — усердно закивал головой Займ. — Как самочувствие, мисс Фонда? Так долго вас не видели, соскучились, хотя только что смотрели ваш фильм. Какое понимание характера! И чутье! А в жизни сердце у вас еще добрее: мистер Стоун рассказал тут, пока вы задержались, что если б не вы, он бы не вытянул. Вы, ей-богу, прелесть и суперчеловек! Да, мистер Стоун незаурядный мужчина, но — вы с вашим положением!

Джессика, чуть смущенная, подала голос не ему, а мне:

— Еще раз, пожалуйста, извините!

Я не понял ее, ибо старался сейчас понять не ее, а Габриелу, скрывавшуюся за гардиной и подсматривавшую за Джессикой. Я представил себе ее смятение при виде хлопотавших за другою гардиной Стоуна с Джессикой. Понять ее было нетрудно: откидываешь гардину, ожидая увидеть труп, а труп не только жив, но трахает на диване звезду экрана и поборницу прав! Конец цивилизации!

— Она обращается к вам! — окликнул меня Займ.

— Кто? — очнулся я.

— Как кто? Мисс Фонда. Просит у вас извинения, — сказал Займ, развернулся к ней и от моего имени попросил, в свою очередь, извинения у нее. — Тут шумно, Джейн: уже садимся, и он не слышит. За что, извините, он спрашивает вас, вы извиняетесь?

— Скажите: за инцидент в туалете, — поймет…

— За инцидент в туалете?! — Займ побледнел и повернулся ко мне. — Она сожалеет за инцидент в туалете…

— Я все слышал, профессор! — кивнул я. — Спасибо!

— Кстати! — обратилась ко мне Джессика. — Он уже знает…

— Я? — выдавил Займ. — Я ничего не знаю!

— Я говорю о мистере Стоуне, — сказала она.

Займ умолк, а Стоун снова толкнул меня локтем:

— Я же вам говорил: все уже знаю! И, знаете, знаю, что знаете все и вы! Ну, вы-то, оказывается, знали с самого начала, а мне она сказала об этом только в конце…

Перестал понимать и я. Стоун это понял и объяснил:

— А пока она не сказала, я думал, что это не она, а она!

— Да? — спросил я.

— Да. Хотя, если честно, — и захихикал, — я-таки почувствовал что-то знакомое: я ж, вы знаете, был уже, извините, с ней дважды; ну и чувствую что-то знакомое, но потом думаю — еще бы! Все ведь женщины одинаковые там! — и приподнял пиджак с паха. — Все на свете зависит вот от какого места! — и, рассмеявшись, почесал висок.

Займ принял жест на свой счет, возмутился и задрал голову.

— А потом она все рассказала! Призналась, что она не сама она, а она сама, — не унимался Стоун. — Я сперва расстроился: такой был праздник! Звезда и… поборница! Потому, может, я и вытянул!

— Мэлвин! — не понял я. — Почему вы мне это рассказываете?

— Это она попросила, потому что вы знакомы с самоєй, да?

— Она?…А что значит — «такой был праздник»?

— Это невозможно описать, потому что это — в голове! Вы любите поэзию? — и, не дожидаясь ответа, Стоун заключил. — Это было как поэзия! — и улыбнулся: сравнение ему понравилось.

— Да? — не понял я. — Я не понял. Почему — как поэзия?

— Ну, лучше, чем проза! — и снова остался доволен.

— А как сейчас? После того, как вы узнали, что она не она?

— А сейчас тоже хорошо, потому что я подумал: вот я бывал с ней раньше — и было как проза. Но я мечтал, что когда-нибудь будет не она, а настоящее, — как поэзия. И вот сегодня я-то думал, что это настоящее, понимаете? А потом понимаю вдруг, что это — то же самое! Вы меня понимаете? И мне сейчас даже лучше: я сейчас понимаю, что все — то же самое! Я, наверно, говорю глупо, да?