История меланхолии. О страхе, скуке и чувствительности в прежние времена и теперь - [24]
Похоже на психическое выгорание, не правда ли? Пустыня
Название этому состоянию было дано еще в античности: греческое слово akedeia означало «безразличие» — человек жил, ни о чем не беспокоясь, как еремиты в пустыне>2. Пустынники образовывали колонии, но у каждого была своя келья. Интенсивная духовная жизнь проявлялась в аскетических упражнениях. Потребности в еде сводились к минимуму. Много было только песка, жары и одиночества.
Здесь под палящим солнцем демоны (искушения) могли разгуляться вовсю. Самым отвратительным был «полуденный бес». По свидетельству отцов церкви, он выбирал себе в жертвы самых преданных и верных слуг Божиих и нападал на них, когда солнце достигало зенита. Это искушение, как никакое другое, подробно анализируется деятелями христианской церкви и психологически обосновывается.
Евагрий Понтийский, монах в колонии еремитов недалеко от Александрии, в IV веке н.э. писал с чувством, которое даже спустя столетия не может оставить читателя равнодушным:
«Бес уныния, который также называется “полуденным” (Пс. 90:6), есть самый тяжелый из всех бесов. Он приступает к монаху около четвертого часа и осаждает его вплоть до восьмого часа. Прежде всего этот бес заставляет монаха замечать, будто солнце движется очень медленно или совсем остается неподвижным, и день делается словно пятидесятичасовым. Затем бес [уныния] понуждает монаха постоянно смотреть в окна и выскакивать из келии, чтобы взглянуть на солнце и узнать, сколько еще осталось до девяти часов, или для того, чтобы посмотреть, нет ли рядом кого-либо из братии. Еще этот бес внушает монаху ненависть к [избранному] месту, роду жизни и ручному труду, а также [мысль] о том, что иссякла любовь и нет никого, [кто мог бы] утешить его. <...> Далее [сей] бес подводит монаха к желанию других мест, в которых легко найти [все] необходимое [ему] и где можно заниматься ремеслом менее трудным, но более прибыльным. К этому бес прибавляет, что угождение Господу не зависит от места, говоря, что поклоняться Ему можно повсюду (Ин. 4:21-24). Присовокупляет к этому воспоминание о родных и прежней жизни; изображает, сколь длительно время жизни [сей], представляя пред очами труды подвижничества»>3.
Современник Евагрия Иоанн Кассиан Римлянин так описывает это чувство:
«Наконец думает, что, пребывая в этом месте, он не может спастись, что следует оставить келью, в которой ему придется погибнуть, если будет и дальше оставаться в ней, и потому как можно скорее переселяется в другое место. Потом уныние производит также ослабление тела и голод в пятом и шестом (по нашему счислению — в одиннадцатом и двенадцатом) часу, как будто он утомлен и ослаблен долгим путем и самым тяжелым трудом или проводил два или три дня в посте, без подкрепления пищею. Потому беспокойно озирается, вздыхает, что никто из братьев не вдет к нему, часто то выходит, то входит в келью и часто глядит на солнце, как будто оно медленно идет к западу. Таким образом, в таком неразумном смущении духа, как будто земля покрылась мраком, пребывает праздным, не занятым никаким духовным делом, и думает, что ничто не может быть средством против такой напасти, кроме как посещение какого-либо брата или утешение сном»>4.
Идеей еремитства было смирение плоти и души, для которого жизнь в пустыне создавала особенно благоприятные предпосылки. Целью избранных было ограничение еды, питья, сна, отречение от семьи, дружбы, любой человеческой о.бщности, а также преодоление боли. Именно поэтому уныние было «бесом». Этот бес все ставил под сомнение. Ему были известны слабые места человека как физического организма. Он нападал в середине дня, когда солнце стоит в зените, и нигде нет спасительной тени, а тело человека изнурено голодом. Он заставлял отшельника поверить, что «солнце застыло и не двигается, словно в сутках пятьдесят часов». Он понуждал время двигаться вспять. Он шептал: брось всё и ищи спасения в другом месте! Единственно возможные способы уберечься от этого яда — «посещение какого-либо брата или утешение сном». Но облегчение наступало ненадолго, затем муки усиливались.
По своим симптомам акедия напоминает сильную печаль. Ей также сопутствуют подавленность, беспокойство, неопределенная тоска, безутешность, отвращение к самому себе, вялость и бездеятельность. Душа словно разорвана на части. Или выжжена и бесплодна, как пустыня. Иссушение и опустошение.
Неслучайно акедию считали самым грозным и мучительным состоянием, при котором человек бесконечно изводит сам себя. Чтобы уберечься от этого, монахам советовали прежде всего проявлять выдержку и не выходить из кельи. Но и не приближаться к кровати, ибо именно туда зовет бес-искуситель. Действенным средством считались медитация, чтение молитв, пение псалмов и заучивание библейских текстов (эти же техники являются испытанным способом заглушения боли). Могли помочь слезы или мысли о загробной жизни и награде, которая ждет праведника после смерти. Но, по свидетельству опытных монахов, лучше всего помогала работа. Рассказывали про одного мучимого акедией отшельника, который сжигал только что сделанные из пальмовых листьев корзины, и тут же начинал плести новые. Сизифов труд как лекарство от слабости духа.
