История Мальтийского ордена - [29]

Рыцари-госпитальеры ставились во главе этих комиссий, что расширяло их вовлечение в повседневные дела во второй половине периода правления Ордена. Комфортные условия двора Великого магистра, возможность вести подобающий аристократу образ жизни в небольшом независимом государстве были привлекательной перспективой для младших сыновей из семейств, которые обеспечивали госпитальеров кадрами на протяжении нескольких поколений.

Мальта превратилась в небольшую, но значимую фигуру на шахматной доске Европы. Все чаще папский престол и европейские правители пытались ввести в Орден своих ставленников. Это побуждало Великого магистра более твердо отстаивать свой суверенитет. Процедура инаугурации Великого магистра никогда не была похожа на коронацию. По избрании Великие магистры «представлялись» народу. Для этого случая были разработаны особые церемонии, проходившие в Мдине и Валлетте. Символом должности Магистра была biretta, объединявшая кардинальское кольцо и адмиральский жезл — как знаки духовной и светской власти[90]. Великий магистр Вердалле совместил с гербом собственный герцогский венец, а Вилгена в начале XVIII столетия поместил биретту внутрь венца. Последний шаг в этом направлении сделал Пинто, «закрытая» корона которого означала, что он имеет право на монаршие символы отличия.

Однако мальтийские рыцари пребывали в праздности. Опьяненные своей победой, они ничего не сделали, чтобы хоть как-то облегчить участь простого населения островов, коренных мальтийцев, которые с не меньшей отвагой, чем сами рыцари, сражались с турками. В 1676 г. на Мальту обрушилась эпидемия чумы, унесшая около 9 тыс. человеческих жизней и ставшая началом экономического спада.

Но если рубеж XVII–XVIII вв. был для Ордена экзаменом на выживание, то в XVIII в. жизнь рыцарей на Мальте изменилась. В 1715–1718 гг. Орден еще участвовал в турецко-венецианской войне за обладание Пелопонесским полуостровом — Мореей. А по окончании последнего турецкого набега, который безуспешно совершил на десяти судах адмирал Абди-паша, мирная жизнь окончательно установилась на Мальте.

Но уже к середине XVIII в. во многих европейских государствах стала распространяться неприязнь и даже появилось раздражение к Ордену госпитальеров. В путевых заметках, описывая Мальту, авторы постоянно приводили многочисленные примеры нарушения кавалерами обетов (особенно целомудрия и благочестия), которые они давали при своем посвящении в рыцари.

Сохранились воспоминания Патрика Брайдона, побывавшего на Мальте в 1770 г., в которых он описывает отправление мальтийских кавалеров в Триполи на орденских судах. «В каждой галере, — писал Брайдон, — было около 30 рыцарей, беспрерывно объяснявшихся знаками со своими возлюбленными, которые рыдали наверху, на стенах бастиона; для этих джентльменов обет целомудрия значил так же мало, как для священников»[91].

К середине XVIII в. Мальтийский орден превратился, по меткому замечанию Наполеона, в «учреждение для поддержания в праздности младших отпрысков нескольких привилегированных семейств»[92]. Во многих странах раздавались и весьма недвусмысленные требования о необходимости проведения в Ордене срочных реформ. Так, государственный канцлер Австрии князь Кауниц в беседе с маркизом Саграмозо, посланником Ордена в России в первые годы царствования Екатерины II, прямо заявил последнему: «Великий магистр должен навести порядок в своем доме, устранив злоупотребления, кои воздействуют на дух и обычаи рыцарей, если он не хочет вынудить нас самих этим заняться»[93].

А анализируя ситуацию в Ордене, маркиз Кавалькабо, российский посол на Мальте в 1770–1776 гг., писал, что Орден находится «в особенно невыгодном положении благодаря своей слабости, дурному управлению своих громадных имений, скандальной жизни кавалеров и угнетению народа». В одной из своих депеш посол даже писал, что «у Мальтийских кавалеров — все недостатки монахов и солдат, но нет достоинств ни тех, ни других»¹. Все эти причины привели руководство Мальтийского ордена к поискам достойного и солидного покровителя.

Позиции Ордена, имеющего корни по всей Европе, всегда были уязвимыми. По мере формирования национального самосознания казалось все более странным, что Суверенный орден может иметь богатые земли и собственность в другой стране. Особенно большую потенциальную угрозу для Ордена представляла Франция. Избрание Эммануэля де Рогана, выдающегося по способностям француза, на пост Великого магистра в 1775 г. было попыткой, с одной стороны, навести порядок в финансовых делах Ордена и, с другой стороны, привлечь симпатии Франции. Однако созванное им Общее собрание в 1776 г., как и созыв Генеральных Штатов в самой Франции в 1789 г., было слишком запоздалой мерой, уже не способной существенно изменить ситуацию, при которой судьба Ордена перестала зависеть от него самого, став предметом интриг внешних держав. В 1782 г. де Роган провел кодификацию законов, что внесло определенную ясность в запутанную систему законодательных актов, действующих на островах. Однако неудовлетворенные амбиции аристократов Европы по поводу должности Великого магистра, как и недовольство мальтийской элиты, отстраненной от управления, проложили неминуемую дорогу к падению Ордена.