История Малороссии - 1 - [59]

Справедливость и убедительность, краткой, но красноречивой, гетманской речи успокоили депутатов и урядников. В его словах действительно видны были: дальновидность великого политика, опытность старика, познание народа и земли своей. В этой речи ясно светилась душа гения, который был избавителем своего отечества. Оставалось труднейшее: что избрать?

Чигиринский Сейм, не разсуждая, с первого разу, единогласно отвергнул Польское покровительство. Оставались Москва и Царьград. Голоса разделились: старики, и с ними сам Гетман, предпочитали Москву, единоверную, единоплеменную. Генеральный Асаул Богун и с ним все молодые не решались на Москву, но в тоже время имели непреоборимое отвращение к покровительству Магометан. Чтоже мешало им в Москве? Они не предвидели того, что козаки, мещане и все классы: свободные, через два века их толкований на Чигиринском Сейме, остаются свободными; они не могли понять, что посполитству, указанному на ранги, приятнее и полезнее доставаться по наследству от отца к детям, а не переходить от одного урядника к другому вместе с рангом; они не раздумали, что владелец рангового имения имеет над посполитством того имения, если не туже самую, то еще большую власть, нежели помещик наследственный. Посполитство было испугано Боярами Московскими и властию их: они боялись попасть в руки новых Магнатов и арендаторов; шляхетство боялось уничтожения прав своих; оно не могло предвидеть, что современем когда сольются оба народа воедино, это шляхетство их станет Дворянством Великороссийским, и что они наравне с Московскими Боярами, с Остзейскими Баронами, займут в Советах Государственных и в войне первые места, что из них наконец будут Первосвятители, Государстренные Канцлеры и Главнокомандующие.

Они не поняли этого, и в тогдашнее собрание народное Хмельницкий ни на что не мог их преклонить. Турки ненавидят Христианства: у них наше богослужение в омерзении; крестных ходов там не может быть; ужасно казалось Христианам, чтоб Христианин отдал себя в покровительство Магометанину, или, как выражались они, Бесерменину. Поляки дали ими, знать себя; о посполитой речи вспоминать не хотели.

Оставалась Москва; но она не защитила народа Русского, когда он был в гонении; она не помогала ему в борьбе с Ляшеством и с Униею за православие. Их пугали раскольники: «одни погруженцы, другие обливанцы», говорили простодушные и необразованные козаки и урядники; «у одних попы, у других безпоповщина; на Московщине столько вер, сколько слобод, а в слободах — а иногда сколько домов; нас никто в дом к себе не пустит с трубками: у них вся вера в том, чтоб бороды не брить и табаку не курить и не нюхать.» Так толковал простой народ, когда выступил вперед Черкасский Протопоп Федор Гурский; в народе он слыл великим Богословом и проповедником. Все смолкло; он начал: «От трех царей или волхвов поднесены были младенчествовавшему Христу Спасителю дары: золото, ливан и смирна; дары сии предзнаменовали бытие, страдание и возвращение в небо. Злато предрекало царствование, ладан — погребение, смирна — Божественность. Так и сии дары, подносимые тремя царями младенчествующему народу, знаменуют участь его: чем покрыты или одеяны дары сии, тем покроется и народ, ими прельстившийся. Дары Польские покрыты ковром, то и народ с Поляками будет иметь ковры; дары Турецкие покрыты тканию шелковою, то и народ облечется в шелк; дары Московские покрыты рогожками, то и народ, соединившийся с Москвитянами, оденется в рогожки и под рогожки. И сии предзнаменования вернее и превосходнее всех оракулов на свете!»

Хмельницкий, славою, опытностию, красноречием не подействовал на народ. Гурский забавною выходкою и неожиданным применением поразил умы простодушные. Не было того, кто ковер Польский мог бы применить к застилке гробовой, кто из шелку Турецкого свил бы Визирский снурок, кто рогожкой и мехами Московскими напомнил бы богатую шубу соболью в зимней кибитке. Может быть, он остановил бы народное волнение; но в собрании тогда поднялся ропот и шум на Хмельницкого; его называли изменником и предателем отечества, подкупленным от Русских Послов.

А между тем последствия оказали, что Хмельницкий был истинным благодетелем своего народа, и что только слияние Малороссиян с Москвою могло упрочить общее благосостояние России.

Послы разъехались по городу.

Гетман начал успокоивать: повторял свои клятвы уверял, что никогда не имел в мыслях намерения приневоливать их, принуждать к повреждению прав и свободы; что это был только совет; что и теперь находит он необходимостью для Малороссии утвердиться союзом с каким нибудь другим народом. Таковых союзов, говорил он, ищут все благоустроенные державы, и тем более должна об них позаботиться Малороссия и по положению земли и по новости состояния.

Ропот затих. Гетман распустил Депутатов и одарил чужеземных Послов. Описав в ответных грамотах последствия первого Сейма Чигиринского, уверял каждого из Послов, что будет увещавать народ и войско в пользу его Государя, что теперь они имеют отвращение от покровительства, но что со временем оно пройдет, и тогда он будет иметь надежду на успех. Послы были отпущены с почестями и благодарностию.