История магии и оккультизма - [39]

Из книги «О египетских мистериях», приписывавшейся то Ямвлиху, то Порфирию, мы узнаем, что природные тела связаны с эфирными, воздушными или водными демонами. Такие представления открывали широкий простор для магических операций, охватывая уже хорошо знакомые нам области колдовского искусства. Они позволяли использовать минералы, травы, ароматы и животных для привлечения разнообразных духовных сил. А магическая эффективность слова стала объясняться тем, что молитва очищает заклинателя от страстей и невежества. Стоит ли после этого удивляться, что маги-неоплатоники в эпоху Ренессанса возносили молитвы и окружали себя христианскими символами, прежде чем вызвать демона, который укажет им местонахождение клада? Они лишь в точности соблюдали заветы своих древних духовных учителей. Маг XVI века рекомендует дождаться первой лунной четверти для подобной операции, предварить ритуал девятидневным постом, исповедаться и причаститься и т. д.

Опасаясь происков злых духов, неоплатоники прибегали также к защитной магии. Порфирий (232 — 304 гг. н. э.) повествует о не совсем удачном ритуале, который его учитель, Плотин, проводил в римском храме Исиды. Довольно скептическое отношение к магии в целом ничуть не мешало Плотину заниматься теургией — по крайней мере, не помешало в данном случае. Однако бог, вызванный в ходе этой операции, быстро исчез, поскольку друг Плотина, державший двух птиц, которые играли роль охранительных амулетов, нечаянно задушил их в момент появления духа. Божество, возмущенное этим, не пожелало беседовать с заклинателем и почти сразу же скрылось*.

Теургия оказала мощное влияние на западную культуру, и еще более заметный след неоплатонизм оставил в христианской догматике. Однако анализ его эволюции в рамках христианской церкви не входит в задачи нашего исследования. Ограничимся упоминанием о том, что святой Августин и Порфирий, являясь наследниками одной и той же философской традиции, независимо друг от друга пришли, фактически, к одним и тем же выводам. Догмы формулировались на основе философских методов. Временами теологи и неоплатоники сближались друг с другом настолько тесно, что между ними, по существу, не оставалось никаких разногласий.

Во времена Платона любая форма магии, служившая на благо общества, могла войти в систему традиционной религии. В эпоху языческих императоров Рима официальный культ представлял собой легализованную магию; к частной же магической практике власти относились с опаской, ибо она ускользала из-под государственного контроля. Неоплатоники ввели незнакомые римской культуре ритуалы, к которым можно было относиться двояко: либо как к безобидной попытке религиозного реформаторства, либо как к опасному магическому новшеству. Когда Апулея обвинили в занятиях колдовством, он заявил, что его магические операции не выходят за рамки действий, санкционированных государственной религией. Прошло еще немного времени, и неоплатонизм был фактически отождествлен с языческой теологией. Никто не знал наверняка, против кого на самом деле обращены законы христианских императоров, запретивших магию, — и правителям такое положение дел было очень удобно. На первый взгляд, новые владыки всего лишь возродили древние законы, которые Рим когда-то направил против чародейства. Однако в практическом плане эти законы в основательно изменившемся обществе дали совершенно иной результат, чем в старину: когда-то они были созданы для защиты государственной религии Рима, а теперь послужили ее уничтожению.

В период, когда гонения на христиан в Риме достигли своего апогея, Тертуллиан (ок. 160 — 240 гг. н. э.) воскликнул: «Все те из наших, кто попал в ваши руки, уничтожены, и еще больше гибнут ежедневно из-за ваших гнусных пыток. Пожелай мы призвать к отмщению, какой ответный удар мы могли бы нанести вам — мы, не ослабленные развратом и порабощением ума».* Отмщение было уже не за горами, и самым мощным орудием его стали старые римские законы. По-прежнему были в силе законы 12 таблиц — древнейший свод римского права, предписывавший смертную казнь за занятия чародейством. Закон Корнелия подтверждал этот приговор: «Прорицатели, чародеи и все, кто прибегает к колдовству с умыслом причинить вред; те, кто вызывает духов, кто разрушает природные стихии, кто наносит вред при помощи восковых фигурок, да будут наказаны смертью».

Отныне христианские императоры, когда им было это выгодно, могли объявить пифию из языческого святилища прорицательницей, а философа, общавшегося со своим божеством-посредником, выставить заклинателем злых демонов. Обоюдоострый меч справедливости точили то с одной, то с другой стороны. В зависимости от обстоятельств императоры то «вспоминали», то «забывали» о законах против колдовства. Констанций, сын Константина Великого, терпимо относился к жителям Италии и Африки, но в Малой Азии пользовался любым предлогом, чтобы обрушить гонения на язычников. Декретом 357 года он запретил гадание во всех его формах без исключения: «Да не будет отныне и вовеки больше никаких гаданий, никакого любопытствования. Кто осмелится ослушаться сего, сложит голову под карающим мечом палача. Кто откажется повиноваться сему декрету, будет сокрушен». Приверженцев старой религии теперь стали обвинять в попытках наслать на императора смертоносные злые чары.