История Люси Голт - [40]

– Там шестьсот сорок две страницы, – сказала она.

* * *

Они бы ни за что не встретились, не перепутай Ральф дорогу: Люси пыталась об этом думать, о том, что они бы не нашли друг друга, что она бы не знала, что на свете есть Ральф. Ей казалось, что он возник из ниоткуда, и ей приходило в голову: а что, если, уехав из Лахардана, он снова канет в никуда и больше не вернется. Она никогда его не забудет. Всю жизнь она будет помнить эти послеобеденные среды и нынешнее время тоже. А когда она станет старой и ей начнет казаться, что Ральф – всего лишь вымысел, фикция, и все это лето – такая же фикция, то это будет не важно, потому что время все равно рано или поздно превращает память в фикцию.

– Ральф, а чего бы вы сейчас хотели больше всего на свете?

Он нагнулся, подобрал с песка голыш и запустил его в море. Камушек дважды отскочил от воды, потом еще раз, третий й наконец пропал. Он уже не так скованно чувствует себя с ней, подумала она, потому что теперь знает ее немного лучше или, по крайней мере, ему так кажется. Ей нравилась его застенчивость и то, какой он милый.

– Ну, знаете, наверное, просто ничего не делать изо дня в день, и все.

– Ну, этого у меня как раз более чем достаточно.

– Значит, вы счастливый человек.

– Мне будет вас не хватать, когда вы уедете. Навряд ли вы сюда вернетесь.

– Ну, если меня пригласят…

– У вас будет чем заняться.

– И чем же этаким я буду занят?

– Ну, если хорошенько подумать, выбор у вас практически бесконечный.

Они искупались, что случалось обычно два раза в день, а потом пошли в Килоран. К пристани пришлось карабкаться через камни. Там было пусто, и на единственной в деревне улице – тоже. Люси сказала:

– Вот здесь я и ходила в школу.

Они заглянули сначала в одно окошко, потом в другое. Глянцевые карты и памятки по-прежнему висели на стенах вперемешку с портретами королей и королев работы мистера Эйлворда: Вильгельм Завоеватель, королева Мейв и император Константин. На доске было написано: Пусть х = 6.

– Я люблю вас, Люси, – сказал Ральф. – Я вас люблю.

Она ничего не ответила. Потом посмотрела в сторону и еще через секунду сказала:

– Да, я знаю. – И опять запнулась. – Только ничего хорошего из этого не выйдет, из нашей с вами любви.

– Почему?

– Меня нельзя любить.

– Да нет же, Люси, можно! Если бы вы только знали, как вас можно полюбить!

Они говорили на ходу, не остановились и теперь. Шли они медленно, и когда Ральф еще раз взял ее за руку, Люси не стала ему противиться. Он сказал:

– Я влюбился в вас сразу, как только увидел, в самый первый раз. И с каждой минутой любил все сильней и сильней. Вы – первая любовь в моей жизни. И последняя. Я больше никого не смогу полюбить.

– Вы ведь еще не закончили «Ярмарку тщеславия». И мы о ней не поговорили. Надо обязательно поговорить, пока вы не уехали.

– Да не хочу я никуда уезжать. Я хочу остаться с вами, на всю жизнь.

* * *

Когда Люси покачала головой, Ральф понял, что это не относится к тому, что он сейчас сказал, что она никоим образом не ставит под сомнение ту страсть, которая жила в его голосе и в его глазах. Она качала головой, отказываясь принять его по-детски необузданную и не желающую считаться с обстоятельствами надежду; ничего такого просто быть не может, означал ее молчаливый ответ, рефреном к сказанной чуть раньше фразе о том, что ее нельзя любить.

– Вы первый друг, который был у меня за всю мою жизнь, Ральф. У всех людей есть друзья, а у меня их никогда не было. По крайней мере, в романах друзья бывают у всех.

– Ради вас я готов на все.

– Расскажите мне еще про те места, где вы живете, про дом и все прочее. Так, чтобы я могла себе это представить, когда вас не будет.

– Да о чем тут рассказывать, Люси, места как места.

– Все равно расскажите.

И Ральф стал рассказывать, смешавшись, чувствуя себя совершенно несчастным. Он описал дом, потом мост, который был виден из окон его спальни, а за мостом бар и склад Логана, где торговали всем на свете – от овощей до скобяного товара. Ему и в голову никогда не приходило, что у него в жизни может быть какой-то другой путь, кроме как унаследовать лесопилку и дальше жить до самой смерти в небольшом, увитом плющом двухэтажном доме у дороги. В поле у моста стояло когда-то аббатство, или что-то вроде того, но от него уже почти ничего не осталось.

– А что осталось?

– Одна только башня, да и та обвалившаяся. Вот, собственно, и все.

– Какая жалость!

– Кажется, там должны быть еще могилы монахов. Люди говорят.

– А вы туда ходите, Ральф?

– А зачем, что там делать?

– Искать могилы.

– Нет, этим я не занимаюсь.

– А я бы сходила.

– Люси…

– А на складах Логана вас знают?

– То есть?

– Ну, знают, кто вы такой?

– Я постоянно хожу мимо них. Они меня видят.

– Расскажите про вашу школу.

– Ну, Люси…

– Пожалуйста, Ральф, расскажите. Ну, пожалуйста.

– Их было две.

И Ральф рассказал про первую, ту самую, где он тосковал по дому: серый дом на Даблин-сквер, прогулки парами по воскресеньям, по пустынным улицам, капустный суп.

– Да нет, не может быть, чтобы вас кормили капустным супом. Разве бывает капустный суп?

– У нас он так назывался.

– А в следующей вашей школе тоже был капустный суп?