История любви одного парня - [100]

Он протягивает Отэм ее книгу, а затем подтягивает ближе экземпляр Таннера. Коротко

нахмурившись из– за стикера, он сминает его в кулаке и швыряет в мусорку у своих ног.

Таннер молчит несколько секунд, а Отэм осторожно толкает его локтем в бок.

«Скажи что– нибудь», – произносит она одними губами.

– Я пришел поблагодарить тебя, – начинает он тихо, надеясь, что находится вне пределов

слышимости людей вокруг – и особенно родителей Себастиана. Себастиан напрягается и

сосредотачивается на том, что он там пишет. – За то, что ты сделал. Я не уверен, что понимаю,

зачем ты это сделал, но я благодарен.

– Спасибо что пришел сегодня Таннер, – великодушно произносит Себастиан. Как– то

восстановив свое самообладание, его голос разносится за пределы безопасного пространства

стола.

Его интонация до отвратительного фальшивая, что Таннер почти смеется. Наконец, он

снова встречается глазами с Себастианом, и в них сокрушенное выражение. Его голос может и

восстановился, но глаза – нет. Взгляд непроницаемый и блестящий от слез.

– Боже мой, прости, – тихо говорит Таннер. – Я не должен был приходить.

– Ты поклонник фантастики? – его голос все еще насильственно– веселый. Он шире

раскрывает глаза, чтобы сдержать слезы.

Им двоим больно, и сейчас Таннер ощущает себя чудовищем.

– Надеюсь, что твой книжный тур будет удивительным, – произносит он, не заботясь о

продолжении этой фальшивой беседы. – Надеюсь, что и миссия тоже. Я уезжаю в ЛА в августе, но

звони мне в любое время, – он в последний раз поднимает взгляд. – В любое время.

Он забирает книгу из руки Себастиана, даже не глядя на нее, и разворачивается, оставив

оплату на Отэм. Таннер проталкивается сквозь толпу и выходит обратно на улицу, туда, где есть

кислород, незамкнутое пространство и полное отсутствие мерцающих, как солнце– в– озере– глаз,

смотрящих на него в ответ.

Себастиан.

Книжный тур, как возможность глотнуть свежего воздуха. Здесь нет сопровождающих или

родителей. Здесь нет церкви.

И не сказать, что его мама не пыталась прицепиться следом. Он не совсем уверен, что

появление Таннера спровоцировало это или она просто в последнюю минуту распереживалась, но

она написала его агенту за два дня до отъезда. Слава богу, его агент смог объяснить, что перелеты

и размещение в гостиницах уже забронированы, и только если его мать не готова оплачивать

перелет через всю страну и отели в тринадцати городах тура, то она опоздала.

Себастиан выезжал из Юты в школьных поездках или на семейный отдых, но никогда вот

так. Его издательство арендовало машину и водителя, чтобы забрать его из аэропорта и завозить в

отель; у него был куратор, который отвозил и привозил его с мероприятий, а остальное время

было в его распоряжении.

Следующая автограф– сессия в Денвере, и конечно она не такая же огромная, как та, что

прошла дома, но все равно достаточно людная. Всего лишь парочка пустых стульев во время его

обсуждения. Сюрреалистичное понимание, как дуновение чего– то вкусного, что незнакомцы в

этом помещении даже не знают, какой он.

Очередь состоит в основном из девочек, но разбавлена несколькими парнями. Себастиан

знает, что Таннер не придет, но это не отменяет того, как его ручка сползает со страницы от звука

низкого голоса в конце очереди, или как его взгляд взметается в надежде увидеть темную

макушку над толпой.

Временами он не может поверить, что Таннер действительно приходил. Его родители

определенно не хотели создавать из этого событие. Не было никого, к кому бы он мог обратиться,

когда Таннер с Отэм ушли, чтобы спросить: «Это, правда, был Таннер?

Он хотел бы рассказать ему, как сильно ему понравилась книга, как после ее прочтения

что– то изменилось внутри него, и как он распечатал ее на следующее же утро, зная, что возьмет

ее с собой в тур. Но он не мог, не там. Он не хотел, чтобы Таннер уходил, но не мог

сформулировать, что сказать, потому что слова «я скучаю» проталкивались на свободу яростно и

настойчиво.

Это «скучаю» не дает ему спать по ночам – в Денвере, Остине, Кливленде – и каждый раз

он тянется за ней, ищет в сумке и достает книгу Таннера. Он может открыть ее где– угодно – на

двадцатой странице или восьмидесятой – потому что на каждой он найдет историю любви,

которая освещает тьму, грязные уголки его ненависти к себе, которая напоминает ему, что кое–

что произошло и было настоящим. И правильным.

Иногда он думает о том, что написал в экземпляре «Огненной Бури» Таннера, и задается

вопросом, откроет ли вообще Таннер книгу, чтобы посмотреть.

Всегда твой,

Себастиан Бразер.

Себастиана врезается в стену жары, выходя их международного аэропорта Солт– Лейк–

Сити, и жалеет, что не успел сменить рубашку и галстук до отъезда в аэропорт Кеннеди.

– Не могу поверить, что ты побывал в Нью– Йорке, – произносит Лиззи, прижимая

блестящую статую свободы к своей груди. Она вернулась к себе прежней, и ему становится