История любви леди Элизабет - [32]

– Общественное равенство, – поддразнил он с ленивой, сокрушающей ее доводы улыбкой. – Какая необычная мысль для такой заурядной личности, как вы.

Элизабет попалась в ловушку и понимала это.

– Правда заключается в том, – сказала она, запинаясь, – что мне до смерти страшно от того, что я здесь.

– Я знаю, – сказал он, становясь серьезным. – Но я последний человек на свете, которого вам нужно бояться.

От его слов у нее снова задрожали колени, громко застучало сердце, и Элизабет поспешно отпила добрую часть вина, надеясь, что оно успокоит взбудораженные нервы. Ян как будто понял ее страдания и ловко переменил тему.

– Думали ли вы еще о том, как несправедливо поступили с Галилеем?

Она покачала головой.

– Вчера вечером я, должно быть, выглядела очень глупой, рассуждая о том, как плохо поступили с ним, отдав его инквизиции. Нелепо обсуждать это с кем-либо, тем более с джентльменом.

– Я думаю, это приятная замена привычных плоских банальностей.

– В самом деле? – спросила Элизабет, с недоверием и надеждой заглядывая ему в глаза, не осознавая, что ее искусно отвлекли от огорчений и вовлекли в дискуссию, которая давалась ей легче.

– В самом деле.

– Как бы я хотела, чтобы так думали в свете.

Он сочувственно усмехнулся.

– И как давно от вас требуют скрывать тот факт, что у вас есть ум?

– Четыре недели, – призналась она, рассмеявшись от его слов. – Вы не можете себе представить, как ужасно говорить людям пошлости, когда вам страшно хочется спросить их о том, что они видели или что они знают. Если это мужчины, они не расскажут, конечно, даже если их попросить.

– А что они скажут? – спросил он.

– Они скажут, – проговорила Элизабет с иронией, – что ответ выше понимания женщины или что они боятся оскорбить мои нежные чувства.

– Какие же вопросы вы задавали?

Ее глаза загорелись весельем, смешанным с обидой.

– Я спросила сэра Элстона Грили, который только что вернулся из дальнего путешествия, случалось ли ему бывать в колониях, и он ответил, что случалось. Но когда я попросила описать, как выглядят туземцы и как они живут, сэр Грили закашлялся, зачихал и сказал, что это совсем не «дело обсуждать дикарей» с женщиной и что я упаду в обморок от его рассказа.

– Их внешний вид и уклад жизни зависит от племени, – сказал Ян, начиная отвечать на ее вопросы. – Некоторые племена миролюбивы по всем статьям.

Пролетели два часа, Элизабет задавала вопросы и зачарованно слушала рассказы о местах, которые Ян повидал, и ни разу за все это время он не отказался ответить или несерьезно отнесся к ее замечаниям. Торнтон говорил с ней, как с равной, и, казалось, ему доставляло удовольствие спорить, когда она отстаивала свою точку зрения. Они позавтракали и снова сели на диван; Элизабет знала, что ей давно уже пора уходить, но так не хотелось, чтобы кончился украденный ими день.

– Я не могу не думать, – призналась она, когда Ян в ответ на ее вопрос закончил рассказывать о женщинах Индии, которые закрывали лица и волосы в общественных местах, – как это несправедливо, что я родилась женщиной, и поэтому не смогу никогда испытать таких приключений или хотя бы увидеть несколько таких мест. Даже если б я поехала туда, меня пустили бы только в те места, где все так же цивилизованно, как в Лондоне!

– В самом деле, это, кажется, случай вопиющего неравенства в правах, предоставляемых разному полу, – согласился Ян.

– Все же каждый из нас должен исполнять свой долг, – заявила она с притворной серьезностью, – и, говорят, это приносит глубокое удовлетворение.

– В чем же вы видите ваш… э… долг? – осведомился Ян, чуть заметно поддерживая ее шутливый тон невинной улыбкой.

– Это просто. Долг женщины быть женой, которая целиком принадлежит своему мужу. А долг мужчины – делать все, что пожелает, пока он готов защищать свою страну, если это потребуется, в течение всей жизни, – чего, весьма вероятно, и не потребуется. Мужчины, – объяснила она, – завоевывают славу, жертвуя собой на поле брани, в то время как мы приносим себя в жертву на алтарь супружества.

При этих словах Ян громко рассмеялся, и Элизабет ответила ему улыбкой, испытывая огромное удовольствие.

– При рассмотрении это только доказывает, что наша жертва намного больше и благороднее.

– Как так? – спросил он все еще со смехом.

– Это совершенно очевидно – битвы длятся всего лишь дни или недели, самое большее месяцы. А супружество продолжается всю жизнь. И здесь приходит на ум кое-что еще, о чем я часто раздумывала, – продолжала она весело, полностью давая свободу своим самым сокровенным мыслям.

– И что это? – поинтересовался Ян, улыбаясь, смотря на нее так, как будто не мог оторвать взгляда.

– Почему, как вы полагаете, в конце концов, нас называют слабым полом? – Их смеющиеся взгляды встретились, и тут Элизабет поняла, какими экстравагантными должны были казаться ему некоторые ее высказывания. – Обычно меня так не заносит, – раскаиваясь, сказала она. – Вы, должно быть, думаете, что, я ужасно плохо воспитана.

– Я думаю, – резко сказал он, – что вы великолепны.

От грубой искренности, прозвучавшей в его глубоком голосе, у нее перехватило дыхание. Она открыла рот, мучительно пытаясь найти какой-нибудь шутливый ответ, который восстановил бы свободный дух товарищества, соединявший их еще минуту назад, но вместо того, чтобы заговорить, смогла лишь сделать долгий прерывающийся вдох.