История логики - [195]

Остановимся подробнее на логических учениях Даламбера. То направление во французском материализме, которое исходило от английского эмпиризма, имело своим первым представителем Вольтера, впервые познакомившего французскую науку с содержанием учений Ньютона. Одним из главных представителей умственного течения, имевшего источник в английском эмпиризме, был Даламбер, изложивший свои философско-логические воззрения в «Элементах философии» (1779 г.) и в «Большой французской энциклопедии», во вводной статье.

Вопрос, который различно решали два противоположных полюса тогдашней философии – рационализм и эмпиризм, Даламбер решает следующим образом: аксиомы не суть источник истины, поскольку при более глубоком исследовании они оказываются тождественными суждениями; если это обстоятельство, с одной стороны, придает им необходимую значимость, то, с другой стороны, обрекает их на бесплодность.

Аксиомы составляют содержание дефиниций. Но дефиниции не обладают никакой творческой силой. Дефиниция не может породить никаких новых истин. Она может лишь помочь выразить и фиксировать определенные общие факты. Подлинными первоначальными основами, по мнению Даламбера, могут быть лишь психические фактические состояния, которые не могут быть выводимы из чего-либо другого и не нуждаются ни в каком ином доказательстве, кроме того, что мы их находим непосредственно в своем внешнем или внутреннем опыте. Для физики подобным исходным пунктом, не подлежащим никакому сомнению, мы обладаем в повседневно наблюдаемых явлениях, для геометрии – в чувственных признаках протяженности, для метафизики – во всей совокупности наших восприятий, в целом для морали – в первичных, свойственных всем людям, склонностях.

В своей критике дефиниции и в своем определении задач философии Даламбер выступает против рационализма. Но его эмпиризму недостает прочной материалистической основы, поскольку гносеологические воззрения Даламбера основываются на антропологизме и психологизме. Считая, что в основе логики должно лежать разложение сложных идей на их элементы, Даламбер полагает, что дальше этого логическое мышление не идет, так как нам неизвестна не только природа каждой единичной сущности, но мы не можем даже ясно дать себе отчет в том, что должно понимать под природой вещи самой по себе вообще. Природа вещи, поскольку она нами рассматривается, состоит не в чем ином, как в развитии простых представлений, которые содержатся в ее понятии. И с этой точки зрения отпадает обычное деление дефиниций на реальные и номинальные. Наши научные объяснения не суть ни то, ни другое: они не суть ни обозначения, даваемые нами объектам, ни знание об их внутренней сущности. Они объясняют природу предмета так, как мы его понимаем, но не так, как он есть сам по себе.

Здесь у Даламбера проскальзывают нотки агностицизма. Вся работа мышления у него сводится в конце концов к установлению того, как та или иная сложная идея у нас образовалась из простых представлений, и задача философии состоит в том, чтобы выработать расчлененную таблицу последних основных представлений, при помощи которой можно было бы обозреть способ всевозможных их сочетаний. Здесь Даламбер вплотную подходит к лейбницевской идее математической логики.

По мнению Даламбера, все наши понятия суть только сокращенные обозначения фактов опыта. С этой точки зрения Даламбер решает вопрос о мере силы, бывший предметом спора между картезианцами и лейбницианцами. Он говорит, что и те и другие неправы, у тех и других одинаковая рационалистическая ошибка – переоценка дефиниции, ее реального объективного значения. Даламбер считает, что и декартовское, и лейбницевское определение меры силы одинаково пригодно в качестве эмпирических формул и в то же время одинаково не годится в качестве метафизических определений. По мнению Даламбера, весь этот спор есть спор о словах, тогда как в действительности это был спор о наивысшем основоположении физики. В силу своего агностицизма, признающего невозможность для мышления в понятиях проникнуть в сущность вещей, Даламбер упрощает вопрос и игнорирует суть спора между Декартом и Лейбницем.

В понятии опыта Даламбер находился под влиянием Локка и Ньютона. От наблюдения в обыденном смысле этого слова, обозначающем случайное ознакомление с данным объектом, Даламбер отличает прием, применяемый эмпирическими науками, который не довольствуется пассивными восприятиями, но подходит к природе со своими собственными вопросами, ставимыми познающим субъектом, причем в этой активности познающего субъекта существенную роль играет применение математики.

Даламбер в своем введении в «Энциклопедию» писал, что все наши знания сводятся к тем, которые мы получаем посредством чувств, отсюда следует, что всеми нашими идеями мы обязаны ощущениям. Затем взгляд на происхождение нашего знания изменился, и сенсуализм стали считать абсурдным мнением. Но, говорит Даламбер, теперь мы возвращаемся к этому учению древних философов в этом вопросе, как мы приближаемся к ним и в решении других вопросов. Но свою основную сенсуалистическую позицию Даламбер затем ограничивает алгебраическими и геометрическими принципами. Он считает, что алгебра имеет дело с идеями, которые мы сами создаем путем абстракции, вследствие чего ее принципы стоят вне всякого сомнения и являются вполне ясными, и это потому, что эти принципы суть наше собственное произведение и заключают в себе лишь то, что мы сами в них вложили.