История либерализма в России, 1762–1914 - [21]

³⁰ Тут важен французский текст, поскольку мысль менее ясно выражена в русском и немецком переводах. Вот он:

Les lois sont des institutions particulieres et précises du Législateur, les moeurs et les coutumes, des institutions de la Nation en général. Ainsi quand on trouve qu’il est nécessaire de faire des grands changements dans une Nation pour son plus grand bien, il faut réformer par des Lois ce qui est établi par des Lois, et changer par des coutumes ce qui est établi pax des coutumes. C’est une trés mauvaise politique de vouloir changer par des Lois ce qui doit être changé par des coutumes.

³¹ Екатерина неоднократно высказывает мнение, что законодательство должно соответствовать «духу нации», потому что, во-первых, «ничего мы не делаем лучше того, что мы предпринимаем свободно, добровольно, без принуждения и в результате собственной нашей склонности» (ст. 57), а во-вторых, «…естественные законы — это те, особое устройство которых ближе всего подходит склонностям того народа, для которого они сделаны»(ст. 5).

³² В русском тексте речь идет о «государственных правительствах», а по-французски о corps politiques (политические органы).

³³ В России место утверждения законов — Сенат.

³⁴ Радищев. Путешествие. Нем. перевод, стр. 78.

³⁵ Corpus Jur. Can. Decreti Prima Pars, C.2 Dist. IV.

³⁶ Ориу. Принципы. Стр. 17. См. также: Пертиле. История итальянского права, том 5, Рим, 1896, стр. 307 и далее. Пертиле, однако, рассматривает менее интересный случай, когда законы вследствие распадения той государственной структуры, в которой они возникли, получают значение и роль права, основанного на навыках; иными словами, тут речь идет о том, что законы исчезнувшего государственного порядка продолжают существовать и при заменившем его новом порядке в качестве привычного права. Ориу же как раз анализирует положение, при котором законы, продолжающие таковыми считаться и как таковые действовать, со временем вследствие долгого существования превращаются в привычное право, что означает, что устранение таких законов, глубоко укорененных в правовой традиции страны, вследствие революции или радикальной реформы, представляет собой не только отмену законов как таковых, но одновременно и насильственное устранение привычно-правовой традиции.

Глава 2. Александр I

Реакция при Павле 1. — Конституционные тенденции при Александре 1. — Мордвинов.

Царствование сына императрицы Екатерины, Павла I, подтверждает, что мысли Екатерины о проблемах правового порядка действительно имеют большое не только теоретическое, но и практическое значение. Эпоху Павла I можно определить как время радикальной реакции. Павел был убежден в патриархальной безграничности своей власти. Он старался все регламентировать, установить правила для образа жизни и даже для речи своих подданных, а нарушение этих правил вело к строжайшим наказаниям. Он не считал себя обязанным уважать права своих подданных. Чтобы привести наиболее яркий пример, скажем о том, как он указом отменил 15-ю статью Жалованной Грамоты дворянству, в силу которой дворяне освобождались от телесного наказания. Те же мероприятия его, которые, напротив, были направлены на спасение дворян от разорения (с этой целью Павел создал особый банк), основывались на том, что Валишевский называл «государственной химерой в роли всеобщего провидения»¹. С либеральной точки зрения нужно расценивать как положительный оборот истории тот факт, что эта эпоха реакции окончилась сравнительно быстро благодаря насильственному устранению Павла и что на престол взошел Александр I, унаследовавший от бабушки Екатерины либеральные идеи, которые объяснялись и излагались ему, когда он был еще юношей.

По выражению Карамзина, в отношении абсолютной монархии Павел достиг того же, чего добились якобинцы в отношении республики: он сделал ненавистным злоупотребление неограниченной властью². Естественно, что поэтому внимание окружения Александра I, а также и его собственный интерес, обратились к проблемам конституции. Александр I занимался этим вопросом еще до восшествия на престол и даже еще при жизни Екатерины. В письме от 10 мая 1796 года графу Кочубею, то есть в письме, написанном за шесть месяцев до смерти Екатерины, где он жаловался на беспорядок, царящий во всех государственных делах, Александр спрашивает: «…возможно ли одному человеку управлять государством, а тем более исправить укоренившиеся в нем злоупотребления?»³

Известно, что в России проблема конституции не была решена при Александре I, хотя в его царствование и были набросаны многочисленные конституционные проекты. О конституционном проекте Сперанского я расскажу в главе, посвященной этому государственному деятелю. Я также упомяну в дальнейшем о проекте Новосильцева. Здесь же я хотел бы указать на те планы, которые возникли непосредственно после воцарения Александра и в последовавшие за этим годы, которые воплощали в себе либеральные тенденции или, во всяком случае, были связаны с либерализмом, хотя эти планы и нельзя определить как конституционные проекты в подлинном смысле этого слова.

Прежде всего, предполагалось вместе с манифестом по поводу коронования издать торжественное подтверждение основных прав подданных. Следовательно, речь шла не о конституционных институтах и не о создании конституционного строя, а всего лишь о своего рода «декларации прав»