История Лейлы, сестры Ездры - [3]

Он повторил ее имя, теперь уже смеясь и едва ли не крича:

— Лейла! Лейла!

Лейла тоже засмеялась. Он протянул к ней руки, ладонями вверх. Она медленно приблизилась, положила свои ладони поверх его горячих рук, и, словно заключив ее в объятья, Антиной сомкнул ладони над ее пальцами.

Отсвет заходящего солнца плясал в его зрачках.

— Это ты! — прошептала она.

Он поднес их сплетенные руки к своим губам, все еще смеясь, молча, словно ему не хватало дыхания. Смех чистой радости и ласки затопил их и заполнил все вокруг.

Их руки разъединились, и они слились в объятии. Поцелуи смели смех. Нетерпение смело поцелуи.

На долгое мгновение терраса вокруг них вместила весь мир. Город Сузы исчез. Время и перенесенные испытания перестали существовать. С ними осталось только глубокое полупрозрачное небо умирающих сумерек.

Неловко, как надолго разлученные любовники, они сбросили свои одежды, и все исчезло для них — время, воспоминания, нетерпение и страхи.

Они снова стали Антиноем и Лейлой.

* * *

Молчание усеянной звездами ночи нависло над городом, когда они, задыхаясь, разъединили сплетенные тела.

Внизу разбросанные тут и там горящие факелы освещали дворы красивых домов. В широких чашах плясало нафтовое пламя, отражаясь от стен Цитадели, образуя, как и каждую ночь, парящую во тьме ночи царственную диадему.

Антиной отвел руки Лейлы и поднялся с подушек. На ощупь нашел коробочку из яблоневого дерева с кремневым огнивом и трутом, и через мгновение с потрескиванием вспыхнула смола факела.

Лейла заново открывала для себя тело, которое только что в темноте сливалось с ее собственным. Антиной похудел, ямочки над крестцом запали глубже. Годы, которые он провел вдали от нее на войне против греков и брата Царя царей, закалили его.

Когда он повернулся, чтобы закрепить факел на парапете рядом со столом, все еще уставленным блюдами с едой, она заметила шрам.

— Твое бедро!

Антиной улыбнулся с оттенком гордости.

— Меч одного лидийца в Кракемише. Это был мой седьмой рукопашный бой. Мне не хватало опыта. Он уже лежал на земле, и я не поостерегся.

Пальцы Лейлы пробежали по извивам тонкой светлой линии, которая неглубокой бороздкой пересекала твердое бедро Антиноя.

Он наклонился, схватил ее пальцы и сплел со своими.

— Ничего страшного. Не прошло и одной луны, как рана затянулась. С той поры я сражался только на колеснице. На колеснице враг метит не в ноги, а в сердце и голову. Как видишь, я сохранил и то, и другое.

Лейла откинулась назад, устремив глаза в небо.

— Сколько раз, — прошептала она, — когда наступала ночь и зажигались звезды, я думала об этом. Ты был далеко от меня, и, однако, под теми же звездами. И ночь могла видеть, как ты умираешь. Или ты страдал, тянулся ко мне, но я этого не знала. Дротик, пронзающий тебя, и восковая табличка с известием, которое пронзит меня.

Антиной снова засмеялся.

— Такого не могло случиться. Греки и наемники Кира Младшего научились меня бояться.

Он опустился на колени в некотором отдалении и, став серьезным, молча смотрел на Лейлу.

— Я знаю каждую черточку твоего лица, — тихо проговорил он, смежив веки. — В те ночи я вспоминал твое лицо. Твои глаза, такие черные, что я отражаюсь в них при свете дня, твои ресницы, прямые и длинные брови, такие тонкие, что напоминают струйки дыма. Твой высокий упрямый лоб молодого бычка, щеки, алеющие от гнева или моих поцелуев. Я знаю каждое движение твоих губ. Сотни раз я рисовал их на песке. Верхняя чуть длиннее и более пухлая. Губы такие мягкие, такие живые, что я всегда знаю, о чем ты думаешь.

По-прежнему не размыкая век, он протянул подрагивающую руку. Его пальцы спустились по изгибу груди, скользнули на живот. Рука ласково погрузилась в длинные распущенные волосы Лейлы, доходящие ей до бедер.

— За два года я видел много женщин, — вновь заговорил он, открыв глаза. — Красавицы Киликии или северных берегов Евфрата, супруги великих воинов Лидии… Чем прекраснее они были, тем острее становились воспоминания о тебе. Чем они были глупее и беззастенчивее, тем больше я мечтал о тебе. А если мне случалось встретить женщину, которая могла бы сравниться с тобой, я не мог ей простить, что она не ты.

Он нежно ласкал ее, словно воссоздавая пальцами ее тело, его ладонь вбирала каждый изгиб, каждую частицу плоти.

— В сражении ты была со мной. Стрелы и мечи не могли причинить мне вреда. Воспоминание о твоей красоте защищало меня.

Лейла засмеялась горловым смехом, наклонилась, приникла к нему в новом поцелуе. Затвердевшими сосками она так крепко прижалась к груди Антиноя, будто хотела проникнуть в него.

— Мне никогда не было страшно в бою, — тихо пробормотал он. — Но каждый день мне было страшно, что ты забудешь меня. Каждый день я думал о том, что ты можешь забыть Антиноя и что мужчины Суз потеряют разум при виде твоей красоты.

— Значит, нас обоих преследовал один и тот же кошмар.

Она укусила его затылок, и он вздрогнул.

— Не смейся! — воскликнул он. — Отныне мы навсегда вместе.

Эти слова заставили Лейлу на мгновение застыть. Но поцелуи Антиноя смели холод, легким касанием пробежавший по ее телу. Пламя вновь охватило ее лоно, пока член Антиноя, прижатый к ее бедру, набирал силу. Она вцепилась в его плечи и опрокинулась на подушки, воительница в любви и победительница своего возлюбленного.