История крестовых походов - [85]

Но великий победитель знал, что этим он исполнил только половину своей задачи. Правда, в открытом поле крестоносцы едва ли уже могли сопротивляться, но зато им, может быть, можно было довольно долго держаться за крепкими стенами своих многочисленных городов и замков. Поэтому Саладин решил для завоевания этих христианских укреплений быстро и основательно воспользоваться страхом своего оружия, который распространился после сражения при Гаттине. При этом ему помогло то, что в Иерусалимском королевстве не было тогда ни одного человека, который бы сумел умно собрать последние его силы и руководить ими, так как даже граф Раймунд, который, кроме того, едва ли имел достаточно значения для этого дела, трусливо отступил к Триполису и в скором времени там умер. Немногие другие великие вельможи и рыцари, которые еще могли бы поднять меч во славу креста, а также горожане и крестьяне в тяжелом отчаянии готовы были к покорному подчинению; они были в таком же настроении, какое, например, охватило прусское войско и народ после поражения при Иене. Правда, отдельные лица и теперь еще поднимались там и сям с прежним героизмом, то удачно, то неудачно оспаривая у султана довершение победы; но огромное большинство не думало о том, как много еще имелось сил для сопротивления, как скоро могла прийти помощь с Запада и как часто во времена отцов столь славно выказывалась твердая, как скала, надежда на Бога. В таких обстоятельствах султану было возможно достигнуть блестящих успехов. Уже 6 июля, в день битвы при Гаттине, он взял цитадель Тивериады; 9 июля появился перед Акконом, и этот величайший и самый богатый торговый город христиан, где были собраны неисчислимые сокровища драгоценных товаров, с жалкой трусостью сдался на капитуляцию. После того мусульманское войско отдельными отрядами, «как множество муравьев» распространилось по всей стране от египетского берега до Триполисской области; в течение нескольких недель пали Бейрут и Сидон, Хайфа, Арзуф и Цезарея, Иоппе и Аскалон, города внутренней страны и гордые замки высшего дворянства. Грабеж, убийство и все роды зверства, конечно, ужасно свирепствовали среди побежденных, хотя сам Саладин теперь охотно бывал кротким и обыкновенно предоставлял жителям побежденных городов или выселиться, или по мусульманскому обычаю платить поголовную дань новому верховному властителю. Когда 4 сентября Аскалон сдался на капитуляцию, произошло затмение солнца, как будто само небо хотело выказать печаль о бедствии христиан.

После этого непокоренными оставались только несколько самых крепких рыцарских замков, а также Тир и Иерусалим. Правда, Тир также уже был близок к сдаче, но в последнюю минуту туда прибыл самый западный князь, маркграф Конрад Монферратский, и выказал такую решительность, что Саладин на некоторое время оставил этот город в покое. После падения Аскалона султан прежде всего обратил свои замыслы не на Тир, а на высшую цель своего похода — Иерусалим. Он бы охотно приобрел без борьбы город, священный и для магометан, и поэтому предложил очень снисходительные условия капитуляции, но когда они были отвергнуты, то он должен был приступить к формальной осаде. 19 сентября он собрал свое войско под стенами крепости и на следующий день начал нападение, направив свое оружие сначала на западную и северную сторону, но скоро только на эту последнюю и притом близкую к тому месту, где было сделано нападение уже в 1099 году. В городе находилось только немного обученных воинов, но зато чрезвычайное множество народа, который сбежался сюда со всех сторон. Настроение защитников колебалось в быстрой смене смелой решимости и малодушного уныния, но именно поэтому делало стойкое сопротивление почти невозможным. После того как нападающим удалось пробить значительную брешь в северо-восточном углу стены, военачальники иерусалимцев предложили вступить в мирные переговоры. Но теперь Саладин поставил очень тяжелые условия, пока его не вернул к большей снисходительности страх, как бы не довести осажденных до отчаянной битвы и таким образом не сократить собственного успеха и добычи. Наконец, уговорились на том, что жители могут свободно покидать город за выкуп, а именно: каждый мужчина должен был платить 10 червонцев, каждая женщина — 5, каждый ребенок старше семи лет — 2, ниже семи лет — один червонец: семь тысяч мужчин бедного люда, или соответственное упомянутому расчету число женщин и детей могли выйти свободно за общую сумму в 30.000 червонцев. 2 октября 1187 г. были открыты ворота: войска Саладина заняли город в то время, как христиане начали или приготовляли свое выступление. Различные преступные насилия были произведены солдатами; но султан и князья его войска старались с благородным великодушием облегчить участь несчастных выселенцев. Тем не менее большинство из них погибло и умерло.

При известии о взятии Иерусалима магометанские ученые и пилигримы поспешили издалека, чтобы собственными глазами видеть места почитания и насладиться победоносным зрелищем, как везде низвергались христианские кресты, разбивались колокола, как старые мечети снова освящались, как их окуривали благовониями и обмывали розовым маслом. Весь мусульманский мир чувствовал себя освеженным и подкрепленным этим великим успехом и с тех пор выказал для его сохранения почти еще большие силы, чем употребил для того, чтобы его приобресть. Саладин, как рассказывает его канцлер, принимал в своей палатке поздравления своих вельмож, с скромным видом, с достоинством и с сияющей радостью на лице. Двери его палатки оставались открытыми для всех, и он делал богатые подарки. Прочитывались письма государя, которые сообщали о счастливом событии, трубы возвещали о нем, все глаза проливали радостные слезы, все сердца смиренно приписывали этот успех Аллаху, все уста произносили хвалу властителю.