История крестовых походов - [20]

.

Правда, Адемар Монтейльский вступил в переговоры с некоторыми князьями и назначил им Константинополь сборным пунктом, откуда они должны были двинуться все вместе, но затем на снаряжение, маршруты и план кампании он едва оказывал влияние, не говоря уже о настоящем главном предводительстве. Поэтому среди этих крестоносцев, строго говоря, не было ни высших, ни низших предводителей. Каждый самостоятельный человек вооружался, предпринимал свое странствие к Святым местам, как, когда и в каком направлении хотел. Только потребность взаимной поддержки заставляла отдельные лица соединяться в отряды, причем, конечно, люди незначительные охотно вступали в подчинение к сильным. Таким образом, хотя легко и просто образовывались значительные войска, но так как состав их, в сущности, основывался на добровольном подчинении воинов избранным ими самими предводителям, то он часто менялся, потому что воины переходили от одного князя к другому или иногда шли самостоятельно своей дорогой. Поэтому эта пестрая масса была в сущности соединена и держалась вместе только общим интересом, то есть одной горячей страстью всех победить сельджуков и через это достичь либо полного блаженства, либо приобрести деньги и имения, города и земли.

Крестоносцы в греческой империи

Когда император Алексей получил известие, что эта удивительная армада будет воевать с исламом, ему представлялось богатое надеждами, но и опасностями будущее. В самом деле, крестоносцы хотели освободить его самого от его злейших врагов, но при этом легко могло случиться, что тем самым они приготовили бы Византийской империи еще большую беду, чем сельджуки. Потому что, хотя Алексей и призывал помощь Запада, он, конечно, не предвидел, чтобы папа Урбан мог вооружить такие громадные массы войск. Конечно, от этих сотен тысяч можно было ожидать и того, что они не предоставят византийцам покоренных своей кровью городов и стран, а захотят удержать их для самих себя. Должен ли был Алексей допустить это, должен ли был согласиться, чтобы Малая Азия, а особенно ближайшая Никея, попала в руки крестоносцев? Если для империи относительно сельджуков уже раньше было жизненным вопросом — удастся ли ему достаточно далеко укрепиться на азиатской земле, то теперь вопрос становился гораздо серьезнее. Итальянские норманны уже поставили его один раз в убийственное стеснение: что же будет, если западное рыцарство оснует могущественное владение в Малой Азии и когда-нибудь сделает одновременное нападение на Константинополь с двух сторон, от Никеи и от Палермо?

Таковы соображения, на основании которых надо судить о византийской политике в последующее время. Правда, часто говорилось, что Алексей должен был бы с христианско-братским чувством беспрекословно кинуться им в объятия, или же что он лучше всего сделал бы, если бы держался как можно дальше от каких бы то ни было сношений с этими чужими мощными богатырями[15]; но то и другое неверно. Император во всяком случае, в дружбе или во вражде с ними, должен был постараться поставить себя так, чтобы его империи была обеспечена необходимая закругленность в Малой Азии.

Конечно, здесь надо было преодолеть много затруднений, потому что характеры византийцев и крестоносцев не сходились во многих и важных пунктах. С одной стороны, наследованное от старины, строго установленное государственное управление, которое в тяжелых обстоятельствах времени Алексей кое-как восстановил, — с другой стороны рыцарская необузданность в самой высокой степени развития; здесь остатки более высокого образования, снова оживленные именно в то время, — там по большей части самая первобытная дикость, здесь, наконец, греческая церковь, о которой император ревностно заботился, потому что духовенство, главным образом, должно было помогать ему при преобразовании государства, — там не только римская церковь в ее противоположности с греческой, но и настроение, фанатически враждебное ко всякому иноверцу.

Но, несмотря на это, не могло быть сомнения, что надо было непременно попробовать и всеми силами стараться, чтобы вместе с крестоносцами и с их помощью сделать самые необходимые азиатские завоевания. При этом можно было рассчитывать на хороший успех и в том смысле, что некоторые обстоятельства говорили за то, что, быть может, удастся воспользоваться всей массой пилигримов для византийских целей и продвинуть их в безвредную даль. Большинство западных воинов стремились только освободить далекий Иерусалим; и, если некоторые князья и рыцарские отряды проникнуты были земной жаждой к приобретению владений и к другим завоеваниям, то могло посчастливиться пожертвовать им только такие области, которых Алексей ни в каком случае не мог требовать для себя. Здесь даже очень скоро оказалась возможность прочного и для обеих сторон выгодного соглашения. Потому что умный Боэмунд, старый противник византийцев, вовсе не возобновил теперь прежних враждебных отношений, как этого опасались, а напротив стремился к миру и дружбе, справедливо понимая, что у него с императором будут впредь общие интересы. Притом он очень рано, может быть, еще во время крестового ополчения в Италии и во всяком случае вскоре после того, обратил свое внимание на определенную область, где он хотел основать новое норманнское государство: на прекрасную Антиохию и окрестную северносирийскую страну. Если Алексей не оказывал никаких препятствий его намерению, то, очевидно, не слишком трудно было поставить дело так, чтобы византийцы снова получили Малую Азию, в чем они более всего нуждались, между тем как крестоносцы могли бы увидеть исполнение своих земных и неземных желаний в Сирии.