История крестовых походов - [162]

В 1267 году Бибарс главным образом занимался восстановлением и усилением укреплений Сафеда. Как ему хотелось уничтожить приморские города, опорные пункты крестоносцев, так он столь же решительно намеревался сделать оборонительные позиции внутренней страны твердыми опорами своего господства. Из Сафеда султан предпринял несколько набегов на Аккон и на Тир, опустошил страну, захватил много пленных и велел отрубить им головы. У христиан этот год печальнейшим образом ознаменовался еще нападением на Аккон.

Весною 1268 г. Бибарс снова предпринял более крупные дела. 7 марта он появился перед Иоппе, взял город и срыл его цитадель. Оттуда он с быстротой молнии двинулся к Бофору, большой крепости тамплиеров, позади Сидона. Гарнизон ее был немногочислен. Правда, тамплиеры Аккона хотели прийти на помощь, но письмо, в котором они об этом сообщили, попало в руки султана, который послал в Бофор письмо с противоположным известием и этим побудил осажденных к сдаче. Гордая крепость была тотчас же, как Сафед. обращена в мусульманский военный пункт.

Затем султан напал на Боэмунда VI, которого особенно ненавидел за его прежний союз с монголами. Сначала он яростно опустошил область Триполиса, а потом внезапно стал угрожать Антиохии. Рыцарство этого города пыталось обороняться в открытом поле, но было побито, и 16 мая султан потребовал сдачи большой крепости. Переговоры, которые начались по этому поводу, остались безуспешны. 19 мая Бибарс решился на штурм и еще в тот же день, с неслыханной удачей, взобрался на стены, которые два столетия тому назад оказали такое непоколебимое сопротивление крестоносцам. Меч победителей ужасно свирепствовал среди обитателей несчастного города на Оронте. Цитадель еще держалась. Но так как она была расположена на потерянных постах, то не оставалось ничего, как просить милости султана. Кроме женщин и детей, в плен было взято 8 тысяч мужчин, а по окончании битвы прекрасный город и высокая крепость на скале были совершенно преданы огню[92]. Вследствие этого северная Сирия была навсегда потеряна для христиан, потому что теперь франки добровольно оставили те немногие места, которые они до сих пор там удерживали. Между тем та же беда, которая постигла Антиохию, казалось, уже грозила и Триполису. По крайней мере, Бибарс прямо заявил это князю Боэмунду насмешливыми словами, и, когда последний смиренно просил о мире, ему был, правда, обещан мир, но султан имел при этом смелость въехать в Триполис в качестве собственного посла и высмотреть положение места. Остальные восточные христиане относились ко всем этим ударам судьбы отчасти с дерзким задором, отчасти с жалким рабским чувством, склонным и к трусости, и к измене, так что Бибарс имел право ответить королю Карлу Сицилийскому, который просил у него пощады для своих единоверцев, что не от него зависит помешать гибели франков, потому что они сами готовят свою гибель, и что самый низкий из них старается разрушить то, что сделал бы самый великий.

Второй крестовый поход Людовика IX

Возрастающие бедствия Святой Земли, просьбы сирийских франков о помощи и воззвания пап произвели, наконец, еще одно значительное движение христианства против ислама. Во главе этого движения стоял Святой Людовик, который после своего несчастного крестового похода не переставал с молитвенным чувством думать об Иерусалиме и для удовлетворения своего благочестивого стремления уже давно собирался во второе паломничество. Поэтому в 1266 году он обратился к папе Клименту IV, который после некоторых колебаний, внушенных ему чувством ответственности, наконец одобрил намерение короля. В марте 1267 года Людовик созвал вельмож своего государства в Париж и перед их глазами принял крест. Его брат, граф Альфонс Пуатье, который уже несколько раньше дал обет паломничества, тотчас присоединился к нему. Сыновья Людовика, Филипп, Иоанн, Тристан и Петр, немедля последовали примеру отца. Король Тибо Наваррский, графы Артуа, Бретанский и Фландрский и многие другие французские владетели тоже заявили себя готовыми принять участие в походе на Восток. Несмотря на то, предприятие сначала ограничивалось сравнительно несколькими лицами, потому что большинство рыцарства Людовика совсем не имело желания снова жертвовать имуществом и кровью ради безнадежной войны против ислама. Решительно отказался сопровождать короля даже храбрый сенешаль Жуанвиль, отчасти потому, что не мог оставить родины, не причинив самому себе большого вреда, отчасти потому, что люди, поощрявшие этот крестовый поход, брали на себя смертельный грех, так как старевшему и болезненному Людовику были уже не под силу трудности похода! Поэтому необходимы были усиленные и продолжительные возбуждения со стороны и короля и папы, чтобы двинуть наконец французское рыцарство на военный поход и чтобы заставить духовенство внести необходимый крестовый налог.

Кроме Франции, паломническим одушевлением был охвачен также король Яков Аррагонский. Этот государь провел до того времени длинную жизнь, полную кровавых войн и славных побед над испанскими магометанами и чувствовал стремление показать остроту своего меча и на Востоке. Приблизительно в то время, когда король Людовик вел переговоры с папой, он принял крест и с той поры ревностно вооружался к священной войне. Летом 1269 года он окончил свои приготовления: 4 сентября он отплыл из Барселоны с значительными войсками. Но через несколько дней его настигла сильная буря, которая сильно попортила часть его флота и принудила большую часть кораблей остановиться в одной французской гавани. Здесь королю Якову было отомщено то, что он приступил к путешествию вопреки наиболее влиятельным лицам своего двора. Со всех сторон к нему приставали, чтобы он бросил предприятие, которого «Сам Господь, видно, не одобряет» и таким образом единственный более крупный крестовый поход, предпринятый из Испании, быстро окончился. Только немногие корабли Якова, под управлением его незаконного сына, Фернана Санчеса, дошли до Сирии и этим подкреплением побудили тамошних христиан сделать набег на земли, лежащие за Акконом, но благодаря бдительности мусульман этот набег окончился очень несчастным сражением. После того на родину вернулись и аррагонцы, бежавшие от этой войны.