История крестовых походов - [123]

Венецианцы, которые играли в этих церковных делах такую важную роль, стали между тем также владельцами значительной части Греции. Умный Дандоло, как было замечено выше, выговорил своему родному городу при упомянутом разделе, в марте 1204 года, право на три восьмых византийских области и, когда удалось до известной степени осуществить это право, дожи прибавили к своему титулу слова: владетель четверти и восьмой части всей Романской империи (dominotor quatre portis et dimidiele totius imperii Romaniae[68]). Правда, венецианцы далеко не могли завладеть или удержать за собой местности и города, которые подразумевались под теми тремя восьмыми, но зато они находили случай перейти назначенные им вначале границы и занять положение, которое сделало их на некоторое время господами торговли на греческих водах. Они лишились областей между Пиндом и Адриатическим морем, потому что как их, так и короля Бонифация, который так же охотно бы захватил себе эти земли, предупредил деспот Михаил летом 1205 они присвоили себе только Диррахиум, но уже через 10 лет должны были уступить его деспоту Феодору, брату и преемнику Михаила. В Пелопоннесе им посчастливилось больше. Правда, Готфрид Вилльгардуэн и Вильгельм Шамплитт захватили для себя почти весь полуостров, но венецианцам удалось прочно занять важную для них часть его, юго-западный край Мессении с портовыми городами Модоном и Короном, и преобразовать эти два города в сильные приморские крепости, откуда они могли прекрасно следить за деятельным морским портом, который сосредоточивался здесь с Востока и Запада, и направлять его по своему желанию. Венецианский сенат назвал оба города метким выражением: «Ocili capitales communis». Из греческих островов венецианцы хотели сделать центрами своего нового политического положения именно Корфу и Крит. Они взяли Корфу в жаркой битве против генуэзского пирата Леоне Ветрано, но и здесь они сначала могли утвердиться только временно, ввиду все больше укреплявшейся силы эпирского деспота. Напротив того, Крит, несмотря на все сопротивление греческих жителей и генуэзцев, которые начали из-за него кровопролитную войну, был совершенно покорен и на долгие годы был достаточно обеспечен поселением многочисленных венецианских дворян и мещан, которые взяли на себя военную службу на острове за предоставленные им лены. Архипелаг Эгейского моря Венеция предоставила собственным согражданам на добровольное покорение и порабощение. После этого нашлось достаточно смелых людей, которые, подобно крестоносным рыцарям, надеялись получить здесь княжества и графства, — в особенности героический Марко Санудо, племянник Дандоло, который основал «герцогство Наксос», — и хотя эти полунезависимые венецианские вельможи при случае враждовали со своим родным городом, но в сущности они все-таки усиливали его могущество и влияние. Наконец, на Фракийском берегу венецианцы овладели целым рядом самых важных пунктов. Они заняли Галлиполи и отсюда господствовали над фарватером Геллеспонта. Они распространили свои старые торговые кварталы в Константинополе на большую часть города, защитили ее собственной цитаделью и выстроили в ней прекрасный торговый дом, который стал центральным пунктом всей их восточной торговли и денежных дел. Во главе их колонии в Константинополе стоял подеста, который в то же время был наместником всех их ««романских» владений, носил высокий титул «деспота» и после императора считался самым могущественным человеком на Босфоре. Но деятельность венецианцев простиралась даже за пределы Латинской империи. Несмотря на дикую военную сумятицу того времени, они сумели завязать плодотворные торговые сношения с русскими, трапезунтцами, греками Никеи и даже иконийскими сельджуками и таким образом подчинить мир Востока все в более широких размерах своему прилежанию и промышленному уму.

Если мы тем не менее зададим себе вопрос, какое значение имело в конце концов это франкско-венецианское поселение на византийской почве для мировой борьбы между христианством и исламом, то в сущности мы можем прийти только к весьма неблагоприятному выводу. Правда, остается удивительной та богатырская сила, с которой деятели четвертого крестового похода разбивали далеко превосходившие их массы неприятеля, высокое уважение внушают государственные дарования людей, как Дандоло, Бонифаций и император Генрих, новые прочные политические создания оказываются также в смежных областях великой Византийской империи, в районе венецианского господства на островах и в небольших местностях Эллады и в Пелопоннесе, где венецианцы и франкские рыцаря в состоянии были исполнить довольно солидную колонизацию. Но этим почти исчерпывается то хорошее, что можно сказать о латинском господстве в Греческой империи, и не следует обманываться блестящей внешностью, которую представляют триумфы французов и итальянцев в Константинополе и Фессалонике. Число латинян, несмотря на приток, который время от времени приходил с Запада, оставалось слишком невелико, чтобы быть достаточным для прочного господства в обширных областях. Внутреннее устройство новой империи, слияние национальностей, соединение церквей — все это имелось в виду, и в особенности император Генрих ревностно об этом старался, но окончательный результат должен был остаться ниже самых скромных ожиданий. Таким образом, главные провинции Романской империи держались как будто только на остриях мечей немногих храбрых людей. Невозможно было себе представить, что их силы могло быть достаточно, чтобы победить и присоединить деятельные небольшие греческие государства Никеи и Эпира. Но затем Константинополь и Фессалоника должны были мало-помалу опять подпасть натиску именно этих противников, и византийские властители должны были опять вернуться в свои потерянные владения. Итак, для борьбы христианства с исламом завоевание Константинополя латинянами, вместе с его последствиями, не имело никакого значения, или даже было чрезвычайно вредно. Оно долгое время отнимало у Святой Земли много сил, в которых там крайне нуждались, а в Византийской империи, хотя уже дряхлой, оно разрушило лучший оплот, который до сих пор мешал дальнейшему наступлению малоазиатских магометан. Если даже иногда никейские греки под предводительством храбрых полководцев и одерживали победы над сельджуками, то это был маловажный выигрыш сравнительно с раздроблением и вследствие того беззащитностью всей Византийской области, что было прочным и самым печальным следствием четвертого крестового похода.