История крестовых походов - [114]

Папа Иннокентий чувствовал, что в союзе венецианцев с французскими крестоносцами в будущий крестовый поход входит чуждый элемент. Поэтому он заявил, что может согласиться на заключенный договор только под условием, чтобы французы и венецианцы не вредили никаким христианам, разве только если эти христиане будут мешать походу пилигримов или окажется какая-нибудь другая законная и необходимая для этого причина, но и тогда они могут действовать только с согласия папского легата. Но венецианцы, которые не хотели позволить связать себе таким образом руки, решились ответить, что они не примут признания договора при таком ограничении.

Между тем 24 мая 1201 г. внезапно умер граф Тибо Шампанский, выбранный предводителем крестоносцев. Хотя благочестивый господин оставил пилигримам значительную часть своего имущества и обязал своих рыцарей остаться верными паломнической клятве и без него, но все-таки его смерть произвела такое удручающее впечатление, что многие боялись, как бы предприятие совсем не расстроилось. Остальные крестоносные князья спешили поэтому кем-нибудь заменить Тибо и просили занять его место сначала герцога Одо Бургундского, а затем графа Тибо Барского. Оба уклонились от этого. Тогда Готфрид Вилльгардуэн обратил внимание французского дворянства на маркграфа Бонифация Монферратского, брата того Конрада, который некогда играл большую роль как в Греческой империи, так и в Сирии и умер в ту самую минуту, когда должен был назваться королем Иерусалимским. За этого человека говорило уже его имя, но кроме того это был смелый, с высокими стремлениями, художественным вкусом князь, знаменитый среди рыцарей и певцов того времени. Трудно было найти кого-нибудь лучше, и потому на переговорах, которые он имел с французскими господами в Суассоне осенью 1201, Бонифаций заявил, что он готов присоединиться к их предприятию. Его пример повлиял так, что число крестоносцев во Франции, Германии и Италии увеличилось. Для венецианского дожа маркграф Бонифаций был очень желанным союзником. Если только он походил на своего брата Конрада, то его нетрудно было увлечь на всякую борьбу, обещающую выгоды, если бы даже она была совершенно далека от настоящей цели похода к Святым местам.

Почти в ту же минуту, когда Бонифаций соединился с французами, случилось происшествие, которое должно было, наконец, дать четвертому крестовому походу определенное направление. Летом 1201 года молодой Алексей Ангел, сын ослепленного Исаака и племянник императора Алексея III, бежал из Греции в Италию. Как кажется, ему помогли в этом знатные пизанцы, потому что император только что вошел в дружественные сношения с их смертельным врагом, Генуей. Принц, конечно, тотчас же постарался вооружить Запад против своего дяди и прежде всего обратился с убедительными просьбами о помощи к Иннокентию. Но папа колебался исполнить просьбу, потому ли, что надеялся скорее всего достигнуть соединения греческой и римской церкви при помощи Алексея III, или в нем возбуждало слишком большие недоумения родство принца с немецким королем Филиппом, который женился на Ирине, дочери Исаака. Тогда принц поспешил за Альпы в Германию, искал и нашел при дворе Штауфенов самый дружелюбный прием. И здесь теперь (зимою с 1201 на 1202) впервые было высказано желание, чтобы хотя на первое время крестоносное войско не начинало войны с исламом, а предприняло нападение на Константинополь, чтобы устранить узурпатора Алексея III и возвратить власть в честь слепому Исааку, вместе с юным Алексеем. Король Филипп в особенности рекомендовал дело своего зятя маркграфу Бонифацию и старался через немецких послов привлечь к своему плану крестоносцев и венецианцев.

Таким образом, политика Штауфенов произвела отклонение четвертого крестового похода от Египта и направила его на Константинополь. Правда, Генрих Дандоло, может быть, и раньше имел в виду подобное, но мы об этом ничего положительного не знаем, и очень возможно, что умный дож до этой минуты решился твердо только на то, чтобы во всяком случае воспользоваться силой пилигримов на пользу венецианских интересов, где бы ни представился к тому случай, на греческих или сирийских берегах или даже на берегу Нила. Напротив того, является вполне несомненным, что Дандоло с радостью ухватился за идею Штауфенов, как очень для него благоприятную, и так выполнил ее, как будто он давно ее втайне лелеял и самым зрелым образом взвесил. Кроме того, точно так же верно и то, что немецкая политика повлияла на четвертый крестовый поход только этой идеей и дипломатической поддержкой Алексея, а все остальное было в зависимости от силы и воли Венеции. Поэтому план старого Дандоло повести войско пилигримов для нападения на императора Алексея III составляет собственно решительный момент, который отклонил крестовый поход от его первоначальной цели. С этой минуты дож является настоящим главой пилигримов, и хотя смелого маркграфа Бонифация называют иногда Боэмундом четвертого крестового похода, но могущественный Дандоло в гораздо большей степени заслуживает этого почетного наименования