История Кометы - [9]

Самые печальные истории были о борзых, которые убегали, но не потому, что хотели сами, а просто их что-то вынудило. Эта собака способна за полмили различить движущийся объект, и если видит кошку или белку, немедленно срабатывают ее усиленные воспитанием на кинодроме охотничьи инстинкты. Если ее не удерживает поводок или забор, она срывается с места и будет бежать до тех пор, пока не выдохнется. После чего у нее не остается сил и не хватает умения найти дорогу домой, и собака теряется. Ситуация усугубляется тем, что борзые не привыкли к уличному движению и не понимают, какую опасность представляют машины.

Вероятно, у Кометы не было подобных проблем, поскольку она успела постепенно привыкнуть к нормальной жизни, – перед тем как я взял ее к себе, собака несколько месяцев провела на ранчо. А у меня жизнь текла, мягко говоря, размеренно: не было ни других взрослых, ни детей, и ничто не осложняло заведенный порядок. В общем, собака легко и охотно сходилась с соседями.

Но больше всего меня удивило, как мало усилий требовала дрессировка Кометы. Я привык приучать собак к дисциплине и выполнению команд. Таким образом собаки понимают, чего от них хотят и какого требуют поведения. Комета же воспринимала все интуитивно. Наблюдала, как ведут себя люди и особенно я. Через несколько дней, к своему огромному удивлению, я обнаружил, что собака продолжает наблюдать даже в те минуты, когда мне кажется, будто она спит. Скорость борзых требует огромных затрат энергии. Эти собаки не бегуны на выносливость, которые полагаются на свою жировую прослойку в качестве дополнительного запаса топлива. Для борзых единственный способ накопить энергию для решительного броска – отдыхать все время, пока не бегут.

Но отдыхать не означает спать. Несколько дней Комета тайком подслушивала, как я говорю по телефону с друзьями и соседями, и научилась по интонациям определять, в каком я настроении. Если приказывал на прогулке: «Рядом!» – она знала, радуюсь я ее веселью или мне от напряжения больно. Если больно, собака не торопилась и терпеливо шла со мной. Спокойное поведение Кометы явилось для меня приятным отличием от суетливости ретриверов и их милых, однако утомительных попыток постоянно обращать на себя внимание. Комета всегда, даже на отдыхе, оставалась настороже, но лаяла редко. Казалось, будто это кошка в собачьем теле. Она постоянно наблюдала за мной и оценивала мои способности к обучению.

Но стоило мне вообразить, что она замаскированный гуру, способный чувствовать мое настроение и наделяющий меня мудростью веков, как Комета напоминала, что она в первую очередь и прежде всего собака. А большинство собак обожают детей. И когда Комета познакомилась с рыжеволосой соседской девчушкой Эмили, у них возникла любовь с первого взгляда. Установилась особенная связь – они тыкались друг в друга и говорили на собственном собачье-детском языке, а я в это время плелся с другого конца поводка. Не прошло и нескольких дней, как мы заключили сделку: три раза в неделю Эмили будет выгуливать Комету, мне же оставалось лишь платить ей жалованье.

Перед первым выходом я попытался рассказать восхищенной десятилетней девочке об уникальных свойствах беговой собаки.

– Борзых воспитывают так, чтобы они преследовали все, что от них убегает, особенно животных.

– Понятно.

– Если где-то в квартале отсюда она заметит движение, то сорвется с места как ракета, поэтому поводок надо держать очень крепко.

– Ясно.

– В отличие от других собак борзая не умеет искать дорогу домой и может потеряться.

– Ну, мы пойдем?

Усмехнувшись, я кивнул. Девочка выхватила у меня поводок и направилась к двери.

– Мы скоро вернемся.

Ее слова растаяли в возникшем вихре: Эмили еще не успела пристегнуть поводок, как собака выскочила в открытую дверь. Девочка охнула. Комета исчезла. Я в волнении ковылял по переулку, выкрикивая ее имя. К моим отчаянным поискам присоединились соседи. Из-за заборов позади участков раздавались крики: «Вот она! Бежит туда!» Но что значит «туда», если скорость собаки сорок пять миль в час – мелькнула, и нет!

Через час я вернулся домой. Нервничая, взял с кухонного стола ключи и направился в гараж. Продолжу поиски на машине. Ночь предстояла долгой.

Я уже собирался покинуть дом, но тут мое внимание привлекли черные уши, торчащие над треугольной продолговатой головой. Комета стояла на улице и смотрела сквозь раздвижную экранную дверь. У нее было такое удивленное выражение, словно она спрашивала: «Куда это ты запропастился?»

Ночью я сидел в полудреме в своем кресле. Все кости ломило, но я радовался, что нахожусь дома и не надо колесить по Седоне. Комета лежала передо мной; ее ребра ритмично поднимались и опускались, словно меха, поддерживающие в груди огонек удовольствия. События дня изрядно потрясли и Эмили, и меня, а собака была в полном порядке.

Через две недели после того, как я привел Комету к себе, вечером, как только солнце скрылось за ближайшим склоном, зазвонил телефон. Это была Фредди.

– Что это за звук? – поинтересовалась она.

– Какой звук? – Я притворился, будто не понял, нервно покосившись на раздвижные стеклянные двери кухни.