История Клуба-81 - [110]

Из моего дневника:

Идея Народного фронта – лучший ответ на статью Н. Андреевой в газете «Советская Россия». В «Литературной газете» письмо писателей, присягающих на верность перестройке. Народный фронт должен о себе заявить до партконференции. Мне нужно побывать в Москве – узнать, какие там настроения. (Подумать только, что у нас в Питере нет и десяти человек!) События, если идею удастся осуществить, пойдут неизмеримо быстрее. На партконференции возникнет коллизия: наверху появятся группировки, которые станут апеллировать к низам за поддержкой. Нам, интеллигенции, придется выступить в роли народа по новому сценарию «Бориса Годунова».

7–8 мая: вторая встреча редакторов независимых изданий Москвы и Ленинграда.

Мы ехали в Москву одной командой – В. Трубицын, Кронов, Э. Чернова, Д. Волчек, Саша Богданов, Астахов. Я был уверен, что никаких препятствий встрече власть устраивать не будет. Саша Богданов к плакатам, которые вез, решил добавить новые – для этого взял с собой рулон чистой бумаги. Через пятнадцать минут все купе было в туши – и стол, и бумага. Больше всего пострадал «оруженосец» Богданова, которому в Москве пришлось использовать ванну одного знакомого диссидента для стирки одежды.

Первый день. Заседание вел А. Подрабинек, в помещении человек сорок. Редакторы журналов отчитывались в своей работе. Слушать коллег было интересно. Я говорил о «Часах». Рассказал об одной заводской стенгазете, в которой был помещен лик Богородицы, из чего сделал вывод, что независимая печать расширяет свои границы. Высказал свое убеждение, что успех демократического движения измеряется не масштабом разгрома своих противников, а переходом оппонентов движения на демократические позиции. Увидел, что такая позиция поддерживается большинством присутствующих. Побывали на съезде Демократической партии. Переговорили с Григорьянцем.

Он верно заметил, что сейчас есть вещи поважнее, чем выпуск журналов, – формирование политических партий. Действительно перестройка переходила от фазы идейной к фазе организационной. Я сказал, что идеологи перестройки главных своих противников видят в партийном аппарате КПСС и инспирируют активные действия снизу. Но таким фигурам в демократическом движении, как В. Новодворская, доверять нельзя: какую бы позицию они ни занимали, их цель – революция, и какая-то часть общества будет при этом втоптана в грязь. Григорьянц сказал, что наши точки зрения совпадают.

В Москве созрело ощущение, что журналы в сложившейся ситуации оказались в положении изолированных кружков. Как профсоюз Григорьянца, так и клуб Подрабинека не открывают перед движением новых перспектив. Наладить выпуск «Журнала журналов», организовать библиотеки самиздата, встречи активистов независимых изданий – предел возможных достижений. Значительность журналов в них самих, как значительность наших встреч – в значительности докладов. Клуб может пригласить интересных журналистов, наших и зарубежных, распространить анкету среди читателей независимых изданий для выяснения их мнения по актуальным вопросам и т. п. И это все.

При составлении итогового коммюнике встречи главной темой стало выяснение отношений между Григорьянцем (профсоюз МСЖ), Подрабинеком («Экспресс-Хроника») и Л. Тимофеевым («Комитет и референдум»). Как я понял, Подрабинек и Тимофеев не вошли в профсоюз по разным причинам: Тимофеев не считает возможным войти в организацию, которой руководит Григорьянц, Подрабинек – потому, что в его уставе есть ссылка на Конституцию СССР. Григорьянц предлагал включить в коммюнике пункт об организации правовой помощи независимой печати, Подрабинек и Тимофеев возразили: Клуб независимых изданий сам может взять эту функцию.

Я предложил включить в документ пункт о сотрудничестве двух организаций. Теперь спор Григорьянца с Тимофеевым приобрел принципиальный характер. Тимофеев заявил, что не имеет смысла включать в общий текст то, с чем не все согласны. С «книжной» точки зрения он был абсолютно прав, однако общий политический фронт полемизирующих организаций должен был подтвердить право своих членов на личные точки зрения и их право участвовать в работе других демократических объединений. Огораживание руководителями своих организаций вело к их «приватизации» и раскалывало демократическое движение.

Я сказал, что буду говорить от лица провинции. «Приезжаем мы в Москву не потому, то этот город самый красивый и здесь живут самые умные люди. И не затем, чтобы наблюдать, как здешние лидеры не могут найти общего языка. Мы приезжаем с надеждой, что здесь, в центре России, нас могут научить объединять силы общественности. А видим – и я указал на Григорьянца и Тимофеева, – что Москва может научить лишь ссориться». Тимофеев потребовал от меня сатисфакции – я попросил его не вовлекать меня в мелочные разборки. Голосование показало, что с подавляющим большинством прошла наша с Григорьянцем формулировка.

«Гласность» посеяла в ленинградском обществе множество идей, среди них огромное количество лишенных какого-то ни было практического значения. Но как родители с улыбкой взирают на детские шалости, так и критика времен перестройки сдерживалась великодушием объявленной свободы.