История Израиля. От Войны за независимость до Шестидневной войны - [89]

На следующее утро начался второй этап наступления. Хорошо прикрытые своей авиацией, передовые израильские части двинулись на Кунейтру — 80-тысячный город, который был военным и административным центром плато Голан. Кунейтра пала без единого выстрела. Сирийцы бежали, бросая советскую технику; в некоторых танках еще продолжали работать моторы. Захват Кунейтры и Тауфика открывал прямой путь на Дамаск.

Еще накануне вечером сирийский представитель заявил в Совете Безопасности, что его правительство — в соответствии с резолюцией ООН о перемирии — приказало своим войскам прекратить огонь. Через полчаса израильский представитель сделал аналогичное заявление. В действительности, однако, израильтяне продолжали наступление. Теперь уже они намеревались захватить плато Голан целиком. Советский Союз разгадал это намерение и испугался, что падет не только Кунейтра, но и сам Дамаск. В 8 часов утра 10 июня Косыгин позвонил Джонсону по "горячей линии” и потребовал остановить израильтян. Американский президент в утешение сообщил ему, что получил от израильского правительства всяческие заверения, что его войска не собираются двигаться на Дамаск. Однако позднее Косыгин еще дважды звонил Джонсону и не скупился на угрозы. В Белом доме возникло опасение, что Москва может вмешаться в события. Государственный секретарь Дин Раск рекомендовал израильскому послу Аврахаму Хармону согласиться на прекращение огня. Так или иначе, Голанские высоты уже были в руках израильтян, и Даян договаривался с генералом Буллом об условиях перемирия. В 6 часов 30 минут пополудни 10 июня Шестидневная война официально прекратилась и на сирийском фронте.

Поражение сирийцев было сокрушительным. За 27 часов сражений они потеряли 2500 человек убитыми и 5 тысяч ранеными, около трети всех своих танков, около половины артиллерии. 80 тысяч жителей Голанского плато спаслись бегством. Израильские потери составили 115 убитых и 306 раненых (еще двое убитых и 16 раненых стали жертвами сирийского обстрела галилейских поселений). Все Голанское плато находилось теперь в израильских руках; многолетний кошмар сирийских обстрелов был позади — точно так же, как многолетние попытки арабов перекрыть истоки Иордана. Всего Израиль потерял в войне 759 убитыми и примерно в три раза больше ранеными, а также 40 самолетов и 80 танков. Общие потери арабов составляли почти 30 тысяч человек, по меньшей мере 450 самолетов и около тысячи танков, а также огромное количество военного снаряжения и оборудования. Но куда более важным было изменение стратегического положения Израиля. Перед войной главные центры скопления еврейского населения находились в четырех минутах лета от ближайших арабских военно-воздушных баз. Тель-Авив и другие города прибрежной полосы могли с легкостью обстреливаться арабской артиллерией, не говоря уже о Иерусалиме и поселениях Галилеи. Теперь ситуация стала иной. Уже израильские самолеты могли в кратчайший срок достичь Аммана, Дамаска и Каира. Иерусалим больше не находился на передовой, и Галилее не угрожали обстрелы.

Чем была обусловлена такая полная победа? Разумеется, не преимуществом израильтян в живой силе и технике. Как и в предыдущих арабо-израильских войнах, решающим оказался человеческий фактор. Израильские солдаты и командиры разительно отличались от своих арабских противников образованностью, инициативой, боеспособностью, моральными качествами. Особенно это касалось офицерского состава. Отсутствие инициативы, чинопочитание, самоуверенность и высокомерие по отношению к подчиненным характеризовало многих египетских офицеров. В арабских армиях распространялись ложные донесения; египетский генштаб даже не попытался согласовать свои планы с Иорданией и Сирией, что позволило Израилю разделаться с каждым противником по отдельности.

Огромное значение в израильской армии имела сила личного примера командиров. Показательно в этом плане, что потери среди египетских офицеров составили 15 процентов от общих потерь в армии, тогда как среди израильских офицеров они были (в пропорциональном отношении) вдвое выше. Но в конечном счете, было и нечто, превосходившее образованность, инициативу и ратное умение. Это было четкое сознание того, что израильтяне воюют за само существование своей страны, за свои дома, за жизни своих отцов, матерей, детей.

Послевоенная дипломатия

Вечером 13 июня в Нью-Йорке советский представитель в Совете Безопасности дал понять, что его правительство намерено дипломатическим путем вернуть арабам то, чего те не сумели добиться военным. Прекращения огня недостаточно, настаивали русские, Израиль должен быть осужден, он обязан безоговорочно вернуться к границам 1949 года. Федоренко предостерег, что бездействие Совета Безопасности может "сделать необходимым поиск других путей и средств выполнения Устава ООН”. Это было одним из самых жестких советских заявлений. Но даже оно не очень взволновало представителей других великих держав: уж если русские не вмешались во время самих военных действий, то вряд ли они атакуют Израиль теперь, когда арабы разбиты. Американцы, в частности, испытывали некоторое замешательство, что их политика в предвоенные недели оказалась столь неэффективной, и полагали, что должны в любом случае обеспечить поддержку Израилю, который разрешил мучительный международный кризис и защитил свою безопасность собственными силами. В результате, 14 июня предложение Федоренко поддержали только четыре делегата — остальные воздержались. Раздраженный этой неудачей, Федоренко прибег к новой тактике. Он потребовал созыва внеочередной сессии Генеральной Ассамблеи. Сессия собралась 19 июня. Чтобы подчеркнуть ту важность, которую придавала ей Москва, в Нью-Йорк прибыл сам Косыгин. В своем выступлении он обвинил Соединенные Штаты и Великобританию в сговоре с сионистами и снова потребовал осуждения Израиля, его полного отхода с оккупированных арабских территорий и выплаты финансового возмещения арабским странам.